– А какое касательство ко всему этому имеет пропавший аналитик? – спросил Рун. – В вашу теорию он не вписывается.
– Вписывается, вписывается. Все аналитики – на редкость неуравновешенны. Вот и этот что-то там нафантазировал… – Файф пошевелил пальцами, словно возводя невидимый замок. – Причём даже не важно – что. Трантор всё равно не осмелится предать огласке эту фантазию, иначе Бюро поднимет его на смех. Однако если они схватили аналитика, то имели возможность вызнать какие-нибудь подробности, могущие произвести впечатление на профанов. И тогда их история зазвучит убедительно. Бюро – транторская марионетка; никакие научные опровержения не смогут победить ложь, если она распространится в форме научных слухов.
– Чересчур замысловато, на мой вкус, – сказал Борт. – Дичь какая-то. Они не могут предать историю огласке, но в то же время должны это сделать.
– Они не могут допустить, чтобы она прозвучала как серьёзное научное открытие, – терпеливо пояснил Файф. – Зато в виде слухов – почему нет? Неужели не понимаете?
– Почему тогда Абель упорно разыскивает пропавшего аналитика?
– А вы ждёте, что он во всеуслышание объявит: мол, этот тип сидит у меня? Настоящая деятельность Абеля и его дела напоказ – это совершенно разные вещи.
– Предположим, вы правы, – сказал Рун. – Нам-то как быть?
– Мы узнали об опасности, и это главное. Попробуем, если получится, разыскать пропавшего аналитика. Поместим под колпак всех известных нам шпионов Трантора – только ненавязчиво. Будем следить за ними и держать руку на пульсе. Нельзя допустить распространения на Флорине слухов о гибели планеты. Надо подавить в зародыше первый же самый слабый слушок. Главное – мы должны действовать заодно. Выступить единым фронтом. Вот в чём, с моей точки зрения, цель нашего собрания. Да, континентальная автономия священна, и никто не ратует за её сохранение больше, чем я, – в том случае, когда речь идёт об обычной ситуации. Нынешнюю обычной не назовёшь. Надеюсь, вы это понимаете?
Они понимали. Кто более охотно, кто менее. Автономия – это не то, с чем просто расстаться.
– Итак, будем ждать их второго хода, – заключил Файф.
Этот разговор состоялся год назад. Они расстались, а затем нобиля Файфа постигло самое странное и полное фиаско за всю его долгую и весьма удачную карьеру.
Второго хода не последовало. Никто из пятерых не получал новых писем. Пространственного аналитика так и не нашли, хотя Трантор продолжал бессмысленный поиск. Никаких апокалиптических слухов на Флорине не распространялось, сбор урожая кырта и его обработка шли своим чередом.
Рун взял за обыкновение звонить Файфу раз в неделю и интересоваться: «Ну, есть что-нибудь новенькое, Файф?»
При этом его жирные телеса так и тряслись от смеха.
Файф с мрачной бесстрастностью переносил эти звонки. А что ещё ему было делать? Он вновь и вновь прокручивал в голове факты. Бессмыслица какая-то. Он явно что-то упустил, некий ключевой фактор.
Когда бомба взорвалась, Файф нашёл ответ. Хотя и совершенно не тот, которого ожидал.
Пришлось вновь созвать совещание. Хронометр показывал два часа двадцать девять минут.
Нобили начали появляться один за другим. Первым – Борт: губы сжаты, палец с заусенцами скребёт грубую щетину. Вторым – Стин: свежеумытое, лишённое косметики лицо бледно и нездорово. Третьим – Балль: равнодушный, усталый, с ввалившимися щеками, в мягком кресле, рядом – стакан тёплого молока. Последним, опоздав на две минуты, явился Рун: мокрогубый, угрюмый, опять поднятый среди ночи. Свет на сей раз он притушил, и фигура Руна казалась туманной глыбой в сумрачной дымке куба, которую не под силу было разогнать солнцу Сарка, светившему на полушарии Файфа.
– Господа, – начал Файф, – год назад я объявил вам об отдалённой и невнятной опасности. Я ошибался, господа. Опасность реальна и недалека. Она близко, она совсем рядом. Одному из вас уже известно, о чём я говорю. Другие сейчас узнают.
– На что это вы намекаете? – рявкнул Борт.
– На измену, – коротко ответил Файф.
Глава 10. Беглец
Мирлин Тиренс не был человеком действия. Именно это твердил он себе в качестве оправдания, покидая космопорт. Его разум словно парализовало.
Он вынужден был идти спокойным шагом. Не слишком медленно, чтобы не приняли за слоняющегося без дела, но и не слишком быстро, чтобы не вызвать подозрений. Идти целенаправленно, как шагал бы патрульный по своим делам – скажем, к машине за углом.
Если бы только он действительно мог сесть в машину! Увы, вождению автомобилей флоринианцев не обучали, даже старост.
Думать на ходу не получалось. Тиренсу требовались отдых и тишина. Он и ноги-то переставлял с трудом. Да, он не был человеком действия, однако за последние полтора дня ему пришлось действовать – и делать это быстро. Похоже, он израсходовал запас нервной энергии до донышка.
Однако остановиться и передохнуть Тиренс не решался. Будь теперь ночь, он, возможно, нашёл бы, где пересидеть несколько часов. К сожалению, только перевалило за полдень. Умей он водить, быстро уехал бы из города и спокойно обдумал, что ему делать. Но в его распоряжении имелись только ноги.
Ах, если бы Тиренс смог всё обдумать… Вот она – главная проблема. Если бы он мог остановиться… Остановить мгновение, заморозить время и хорошенько всё обмозговать… Должен же иметься какой-нибудь выход?
Тиренс с удовольствием погрузился в тень Нижнего города. Шёл твёрдо, как настоящий патрульный, помахивая дубинкой-парализатором. Улицы пустовали. Народ попрятался по домам. Оно и к лучшему.
Тиренс придирчиво выбирал убежище. Логично было бы остановиться на каком-нибудь доме побогаче, из разноцветных пластмассовых панелей и с поляризованными стёклами в окнах. Законы бедности суровы, беднякам нечего терять. А вот тот, кому есть, из кожи вон вылезет, чтобы помочь «патрульному».
Тиренс свернул на дорожку к подходящему дому, стоявшему в стороне от проезжей части – тоже один из признаков зажиточности. Он сразу понял, что не придётся ни барабанить в дверь, ни выламывать её: за окном кто-то мелькнул (сколько же поколений потребовалось, чтобы флоринианцы приучились нюхом чуять приближение патрульного?). Дверь ему отопрут.
Так оно и оказалось.
Дверь открыла девушка, глаза – два больших круга в белой оправе. Совсем подросток, нескладная в своём платье с оборочками, свидетельствовавшем об усилиях, которые прилагали родители, стремясь показать, что они не какое-то там «флоринианское отребье». Девочка, взволнованно дыша, отступила, пропуская Тиренса.
– Твой отец дома? – спросил он, захлопывая за собой дверь.
– Па! – закричала она. Потом добавила, уже тише: – Да, сэр.
Из соседней комнаты медленно появился сконфуженный «па». Он, несомненно, знал о приближении патрульного. Просто отправить открывать дверь дочку было безопаснее. Девочка меньше рискует огрести дубинкой, если патрульный окажется в скверном настроении.
