Он просто двинулся вперёд, руководствуясь туманными воспоминаниями о мельком увиденной когда-то карте Верхнего города. И не ошибся. Через пять минут показался парк. Это был искусственный оазис зелени площадью около сотни акров. На Сарке парк имел довольно скандальную репутацию – он славился не только буколической
[1] идиллией, но и ночным разгулом. Коренные флоринианцы, каким-то чудом прознавшие о парке, представляли его раз в десять больше по размеру, чем он был на самом деле, и в тысячу раз роскошнее.
В реальности это был просто приятный уголок. В мягком климате Флорины он зеленел и цвёл круглый год. Лужайки, деревья, каменные гроты. Небольшой пруд с рыбками и пруд побольше, где могли плескаться дети. По вечерам, пока не начинался дождь, зажигалась иллюминация. Именно в это время парк был особенно оживлён. Танцы, трименсиональные шоу, парочки, бродящие по извилистым тропинкам.
Тиренс никогда прежде здесь не был. Парк показался ему инородной опухолью на теле планеты. Почва, камни под ногами, вода и деревья покоились на мёртвом слое бетоносплава. Это раздражало Тиренса. Он подумал о бескрайних кыртовых полях, о южных горных хребтах – и почувствовал презрение к чужакам, построившим себе эту безделку посреди подлинного великолепия.
Где-то с полчаса он бесцельно шагал по дорожке. То, что он задумал, можно было совершить только в парке. Хотя даже здесь это было чрезвычайно трудно. В других же местах попросту невозможно.
Никто Тиренса не видел, не обращал на него внимания. Он был в этом уверен. Спросите какого-нибудь нобиля, не встречал ли он вчера в парке патрульного. Тот только недоумённо вытаращится на вас. С таким же успехом можно поинтересоваться, видел ли он пролетевшую мимо муху.
Однако парк был чересчур обихоженным. Отчаяние в душе Тиренса нарастало. Он поднялся по лесенке между валунами и начал спускаться в чашеобразную впадину, окружённую пещерками, которые специально создали для уединения парочек, застигнутых ночным дождём (всегда оказывалось парочек больше, чем можно было ожидать).
И тут Тиренс увидел того, кого искал.
Мужчину! Вернее – нобиля. Парень прохаживался туда-сюда. Быстрыми затяжками докурил сигарету, кинул окурок в пепельницу. Тот, полежав несколько секунд, со вспышкой исчез. Мужчина бросил быстрый взгляд на часы-кулон.
Больше в котловине никого не было. Народ стекался сюда ближе к вечеру.
Нобиль явно кого-то ждал. Тиренс оглянулся. Лестница тоже пустовала. Сюда наверняка должны были вести и другие лестницы. Неважно. Второго шанса может и не подвернуться.
Тиренс направился к нобилю. Тот, естественно, не замечал его до тех пор, пока староста не сказал:
– Прошу прощения…
Фраза была вполне почтительной, однако нобили не привыкли, чтобы патрульные, пусть даже с уважением, хватали их за локоть.
– Ты что себе позволяешь?!
Тиренс, всё так же вежливо («Смотри на меня! Не отводи глаз!»), но уже более настойчиво продолжил:
– Сюда, сэр, пожалуйста. Это связано с облавой на туземца-убийцу.
– Что ты несёшь?
– Всего на минутку, сэр.
Староста незаметно достал нейрохлыст. Нобиль так ничего и не понял. Хлыст негромко зажужжал, мужчина окаменел и упал.
Тиренс ещё ни разу в жизни не поднимал руку на нобиля. И удивился, почувствовав тошнотворную вину.
Вокруг было по-прежнему пусто. Он оттащил одеревеневшее тело в ближайшую пещеру, в самый дальний угол. Застывшие глаза нобиля смотрели в пустоту.
Тиренс раздел его, с трудом стягивая одежду с окостеневших конечностей. Снял с себя пыльную, пропотевшую форму и надел бельё нобиля. Впервые он ощутил прикосновение кыртовой ткани всем телом, а не только пальцами.
Настал черёд остальной одежды и колпака. Последний был совершенно необходим. Среди молодёжи такие уже вышли из моды. К счастью, этот нобиль его носил. Тиренсу же колпак требовался, чтобы скрыть предательски светлые волосы. Он натянул его до самых ушей.
Потом сделал то, что нужно было сделать. Внезапно Тиренс осознал, что убийство патрульного будет не главным его преступлением. Он настроил бластер на максимальное рассеяние и направил ствол на потерявшего сознание нобиля. Через десять секунд перед ним лежала обугленная масса. Это затруднит опознание и собьёт с толку преследователей.
Спалив заодно форму, он выбрал из кучки пепла почерневшие серебряные пряжки и пуговицы. Это тоже усложнит поиски. Возможно, всего лишь на час, но хоть так.
Теперь нужно было уходить. Тиренс замер у входа, принюхался. Бластер сработал чисто. Запах горелого мяса ощущался слабо, скоро он развеется.
Тиренс как раз спускался по ступенькам, когда навстречу ему прошла девушка. На миг он по привычке опустил глаза. Она была знатной госпожой. Подняв взгляд, он успел заметить, что девушка хороша собой и спешит.
Староста сжал зубы. В котловине она никого не найдёт. Впрочем, нобиль посматривал на часы – следовательно, девица опоздала. Она может решить, что приятель её не дождался. Тиренс прибавил шагу. Не хотелось, чтобы девушка догнала его и принялась расспрашивать, не видел ли он здесь молодого мужчину.
Покинув парк, он ещё с полчаса побродил по Верхнему городу. Что дальше? Тиренс больше не патрульный, он нобиль, но дальше-то что?
Он остановился на небольшой площади с фонтаном в центре газона. В воду было добавлено какое-то моющее средство, чтобы та пенилась и радужно пузырилась. Безвкусица. Тиренс облокотился о парапет и, глядя на западное солнце, исподтишка, одну за другой, выбросил в фонтан пуговицы и пряжки.
Опять вспомнилась девушка из парка. Она была такой юной. Потом он подумал о Нижнем городе, и раскаяние его отпустило.
Серебро покоилось на дне фонтана. Руки опустели. Тиренс медленно, стараясь вести себя как ни в чём не бывало, пошарил по карманам. Те оказались набиты всякой бесполезной ерундой. Набор ленточных ключей, несколько монеток, идентификационная карта. О, Сарк! Даже у нобилей они, оказывается, есть! Правда, нобилям не приходится предъявлять их всем проходящим мимо патрульным.
Тиренса теперь звали Альстар Даэмон. Оставалось надеяться, что ему не потребуется пользоваться этим именем. В Верхнем городе жило всего десять тысяч человек. Шанс, что ему встретятся знакомые Альстара, был не особенно велик, но и не так уж мал.
Двадцать девять лет… Тиренс подумал о том, что осталось в пещере, и едва подавил приступ тошноты. Нобили есть нобили. Сколько двадцатидевятилетних флоринианцев было убито их руками или по их приказам? А сколько девятилетних?
На карточке имелся адрес, но он ничего не говорил Тиренсу, чьё знание топографии Верхнего города было ничтожным… Вот так!
Псевдотрименсионный портрет маленького мальчика лет трёх. Тиренс вытащил портрет из рамки, повертел. Мелькнули и медленно потухли яркие краски. Сын? Племянник? Если сын, то кто тогда та девушка в парке? Или Альстар женат, а встреча в парке – тайная? Но зачем тайно встречаться днём? Хотя почему бы и нет?
