Тут медсестра вывела Рика, бормоча ему что-то успокаивающее, как ребёнку. Он же держался за голову, глядя в пустоту. Потом заметил Лону, протянул к ней руки и захныкал:
– Лона, Лона…
Она бросилась к нему, крепко прижала к груди и сказала:
– Нет, доктор, он ни за что не сделает мне больно.
– Я, конечно, должен буду доложить об этом случае, – задумчиво произнёс врач. – Ума не приложу, как он удрал из-под стражи в таком-то состоянии.
– То есть Рика у меня заберут?
– Боюсь, что да.
– Пожалуйста, доктор, не сообщайте никому! – Она выхватила носовой платок, в котором тускло блеснули пять монет, и сунула их врачу. – Возьмите, доктор! Это вам. Я сама позабочусь о Рике. Он никому не причинит зла.
– Ты работаешь на ткацкой фабрике? – спросил он, глядя на монеты в своей ладони.
Лона кивнула.
– Сколько тебе платят?
– Две восьмых кредита в неделю.
Врач слегка подбросил монетки, сжал пальцы. Металл звякнул.
– Забери их, девочка. – Он протянул деньги Лоне. – Ты ничего мне не должна.
– И вы никому не расскажете о Рике? – Лона в изумлении взяла назад кредиты.
– Увы, я должен. Таков закон.
Обратно в посёлок она ехала с тяжёлым сердцем, почти не видя дороги и отчаянно прижимая к себе Рика.
На следующей неделе в новостях по гипервидео прошёл сюжет о враче, погибшем из-за отказа гироскопа во время короткого замыкания на местной энергонесущей балке. Имя показалось Лоне знакомым. Вечером, вернувшись домой, она сверилась с бумажкой. Имена совпадали.
Она огорчилась, потому что доктор был хорошим человеком. Его адрес ей когда-то дала подруга. Мол, доктор хоть и из благородных, но добр к рабочим. На всякий случай Лона сохранила бумажку. И вот, когда «случай» настал, доктор по-доброму отнёсся и к ней. Однако радость превосходила печаль. Судя по всему, он не успел сообщить о Рике. По крайней мере, за ним так никто и не явился.
Позже, когда Рик более или менее пришёл в себя, она передала ему слова доктора, намекнув, что, оставаясь в посёлке, он будет в безопасности…
Рик потряс её за плечо, и Лона вынырнула из воспоминаний.
– Ты слышишь? – говорил он. – Я не преступник, у меня была важная работа.
– А вдруг ты совершил какую-нибудь оплошность? – нерешительно предположила она. – Ошибки совершают все, даже очень большие шишки. Даже нобили…
– Нет, я уверен. Но мне нужно всё вспомнить, чтобы убедить других, понимаешь? Иного пути нет. Я должен уйти с фабрики, покинуть посёлок и попытаться выяснить, кто я и откуда.
– Рик! – Её охватил ужас. – Рик, это опасно. Зачем тебе куда-то идти? Неужели всё это так важно, пусть даже ты анализировал какое-то там Ничто?
– Я вспомнил ещё кое-что.
– Что же?
– Не хочу говорить, – прошептал он.
– Лучше скажи, иначе опять забудешь.
– Верно. – Он сжал её руку. – Но ты ведь никому не расскажешь? Лона, стань моей запасной памятью.
– Хорошо, Рик.
Он огляделся. Мир был прекрасен. Валона как-то рассказала ему, что высоко-высоко в небе над Верхним городом светится огромная надпись, гласящая: «Флорина – прекраснейшая планета во всей галактике». И, судя по тому, что он видел вокруг, это было чистой правдой.
– То, что я вспомнил, ужасно, но ведь все прочие мои воспоминания точны. Я вспомнил это сегодня после обеда.
– Ну, и?
Он обречённо посмотрел на Лону:
– Скоро все жители Флорины погибнут. Все до единого.
Глава 2. Староста
Не успел Мирлин Тиренс задумчиво снять с полки плёнку с книгой, как в дверь позвонили. Морщины на его полном лице разгладились, к нему вернулась обычная вежливая настороженность. Пригладив тонкие рыжеватые волосы, он крикнул:
– Минуточку!
Тиренс поставил плёнку обратно и нажал кнопку. Панель, неотличимая от других панелей стены, вернулась на место. Сердца простых рабочих и батраков были преисполнены неясной гордости за то, что, во всяком случае, один из них по рождению обладал плёнками с книгами. Этот отражённый свет словно бы разгонял сумерки в их собственных головах. Тем не менее выставлять книжные полки напоказ не стоило.
Один их вид заставил бы людей проглотить и без того не слишком резвые языки. Они могут сколько угодно хвастать наличием книг у своего старосты, но зрелище книжной полки делает Тиренса в их глазах излишне похожим на нобиля. А если бы в дверь таки позвонил какой-нибудь нобиль (сомнительно, конечно, но чем великий космос не шутит?), ряды книг были бы неуместны. По обычаю, у старосты имелись определённые привилегии, но злоупотреблять ими не следовало.
– Входите! – пригласил он и сам двинулся к двери, застёгивая магнитный шов у ворота туники.
Даже его одежда напоминала одежду нобилей. Временами Тиренс вообще забывал, что родился на Флорине.
На пороге, почтительно присев и склонив голову, стояла Валона Марч.
– Входи, Валона, – он распахнул дверь. – Присаживайся. Что же ты после комендантского часа-то? Надеюсь, патрульные тебя не видели?
– Кажется, нет, староста.
– Ну, будем надеяться. У тебя ведь уже есть нарушение, не забыла?
– Нет, староста, и я очень благодарна вам, что вы тогда за меня вступились.
– Пустяки. Садись же. Чем тебя угостить?
Она помотала головой, примостившись на краешке стула, прямая, как палка.
– Спасибо, староста. Я уже поела.
Среди поселковых жителей считалось хорошим тоном предлагать прохладительные напитки гостям, а вот принимать угощение было признаком невоспитанности. Тиренс это знал и не стал настаивать.
– Так что у тебя стряслось? Опять Рик?
Валона молча кивнула.
– У него проблемы на фабрике? – предположил Тиренс.
– Нет, староста.
– Опять мигрени?
– Нет, староста.
Тиренс ждал, колюче щуря светлые глаза.
– Значит, так, Валона, не заставляй меня гадать, хорошо? Давай рассказывай, иначе я не смогу помочь. Ведь тебе нужна моя помощь, я правильно понимаю?
– Да, староста. Просто я не знаю, с чего начать, – вырвалось у неё. – Вдруг вы решите, что я спятила?
Тиренс хотел было дружески похлопать её по плечу, но вовремя вспомнил, как она сжимается от прикосновений. Валона сидела, спрятав, насколько возможно, свои большие руки в складках платья. Короткие сильные пальцы медленно сплетались и расплетались.
– Так или иначе, я тебя слушаю.
