– Профессор, я всю ночь провёл в переговорах со своими агентами. Мои дела и полученные мною сведения относятся, скажем так, к секретным материалам. Я должен был не только убрать вас с пути, но и сберечь вам жизнь. Всё, о чём я рассказал, я узнал от своих агентов.
– Чтобы узнать такие подробности, вам требуются агенты в самом правительстве Сарка.
– Естественно.
– Шутите? – Юнц резко повернулся к Абелю.
– Удивлены? Да, стабильность правительства Сарка и верность их подданных вошли в поговорку. Всё просто: беднейший уроженец Сарка – аристократ по сравнению с флоринианцем и причисляет себя, зачастую ошибочно, к правящему классу. А ведь Сарк – отнюдь не планета миллиардеров, как мнится многим. Вы наверняка убедились в этом, прожив здесь почти год. Уровень жизни восьмидесяти процентов населения сопоставим со среднегалактическим и ненамного превышает уровень жизни на Флорине. Всегда найдутся люди, недовольные тем, что основной кусок пирога достаётся крошечной части народа, купающейся в роскоши. Такие-то недовольные и подходят для моих целей. Главная слабость саркского правительства в том, что они веками связывали повстанческие настроения лишь с Флориной и забывали оглядываться вокруг.
– Но эти саркцы, пусть даже они существуют, – бесполезная мелочовка.
– Каждый по отдельности – да. Взятые же в совокупности, они становятся прекрасным инструментом в умелых руках. Среди них имеются даже члены истинного правящего класса, хорошо выучившие уроки последних двух столетий. Они убеждены, что рано или поздно Трантор будет править галактикой, и с ними трудно не согласиться. Они полагают, что владычество Трантора установится ещё при их жизни, и стремятся заранее встать на сторону победителя.
– Судя по вашим словам, межзвёздная политика – грязная игра, – поморщился Юнц.
– Так и есть. Но как ни криви нос при виде грязи, она от этого не исчезнет. К тому же далеко не все грани политики – откровенная грязь. Вспомните об идеалистах. О тех немногих из правительства Сарка, кто служит Трантору не за деньги или обещания власти, но за искреннюю веру в то, что объединённое галактическое правительство лучше соответствует устремлениям человечества и что лишь Трантор может его создать. Есть у меня один такой агент. Самый лучший. Работает в Министерстве госбезопасности Сарка и сейчас везёт сюда старосту.
– Вы же сказали, староста схвачен.
– Да, схвачен. Моим человеком из госбезопасности. – Абель на миг нахмурился, превратившись во вздорного старика. – В дальнейшем его полезность резко уменьшится. После того как он «упустит» старосту, ему будет грозить тюрьма, а то и смертная казнь. Ну да ладно.
– И что теперь?
– Если б знать. Для начала дождёмся нашего старосты. Я знаю только то, что он скоро прибудет в космопорт. А вот что произойдёт потом… – Посол пожал плечами, и его желтоватая старческая кожа натянулась на скулах, как пергамент. – Нобили тоже поджидают старосту. Они уверены, что он в их руках. До тех пор пока флоринианец не попадёт либо к нам, либо к ним, дело с мёртвой точки не сдвинется.
Однако Абель ошибался.
Строго говоря, все иностранные посольства в галактике сохраняли право на экстерриториальность. На практике же это было не более чем благим пожеланием – разве что мощь планеты принуждала хозяев к сдержанности. По сути же, один лишь Трантор сохранял независимость своих послов.
Территория его посольства занимала почти квадратную милю, границы охранял вооружённый транторский патруль. Ни один гражданин Сарка не мог войти туда без приглашения, а уж вооружённый – и вовсе ни при каких обстоятельствах. Справедливости ради людей и оружия у посольства хватило бы, чтобы отражать атаку саркского бронетанкового полка не более двух-трёх часов, но затем на Сарк обрушилась бы карающая длань миллиона объединённых миров.
Так что граница посольства оставалась нерушимой.
Посольство имело возможность поддерживать прямую транспортную связь с Трантором, не используя космопорты Сарка. Скажем, из трюма транторского корабля-матки за стомильной границей, отмечающей раздел между «пространством планеты» и «свободным космосом», могли посыпаться небольшие гиропланы, оборудованные «вертушками» для полёта в атмосфере с минимальным расходом энергии. Наполовину планируя, они устремлялись к скромному космопорту на территории посольства.
Впрочем, гироплан, который сейчас появился над посольским портом, не являлся ни рейсовым, ни транторским. Все «москиты» посольства были немедленно приведены в боевую готовность. Вздёрнула своё гофрированное рыло иглопушка. Включились силовые экраны. По радиоэфиру понеслись сообщения: вверх – бдительные, вниз – взволнованные.
Лейтенант Камрум оторвался от видоискателя и сказал:
– Ну, не знаю. Он утверждает, что, если я не дам ему посадку, его через минуту собьют. Просит убежища.
– Ага, как же, – произнёс только что вошедший капитан Элиат. – Мы даём убежище, Сарк заявляет, что Трантор вмешивается в его внутренние дела, и нас с тобой делают крайними. Кто он вообще такой?
– Понятия не имею, – в голосе лейтенанта прозвучала нешуточная тревога. – Утверждает, что должен поговорить с послом. Решение за вами, капитан.
Коротковолновой приёмник ожил и разразился отчаянной тирадой:
– Вы меня слышите? Я спускаюсь, спускаюсь, и всё! Я не шучу! Говорю вам, у меня нет времени ждать!
Взвизгнув на высокой ноте, радио умолкло.
– Великий космос, – пробормотал капитан, – я узнал его. Сажай корабль, лейтенант! Под мою ответственность!
Зазвучали команды. Гироплан камнем пошёл вниз – куда быстрее, чем следовало, потому что им управляли неумелые, трясущиеся руки. Иглопушка неотрывно держала его на прицеле.
Капитан связался с Абелем, всё посольство было приведено в боевую готовность. Саркские корабли, появившиеся в небе минут через десять после приземления гироплана, покружили ещё два часа и убрались восвояси.
Обедали втроём: Абель, Юнц и новоприбывший. Посол, державшийся с завидным хладнокровием, несмотря на обстоятельства, вёл себя как радушный хозяин и не расспрашивал великого нобиля, для чего ему понадобилось политическое убежище.
Юнц оказался менее терпеливым.
– Великий космос, – шипел он Абелю, – что вы собираетесь с ним делать?
– Ничего, – улыбнулся тот. – По крайней мере, пока не выясню, есть ли у меня староста или нет. Прежде чем бросить фишки на стол, предпочитаю точно знать, какие козыри у меня на руках. Нобиль явился к нам по доброй воле, и ожидание нервирует его куда больше нашего.
Он был прав. Уже дважды нобиль пытался начать свой монолог – и дважды Абель обрывал его, говоря:
– Мой дорогой, ну кто же ведёт серьёзные разговоры на пустой желудок?
Продолжая улыбаться, Абель приказал подавать обед.
Когда разлили вино, нобиль попытался вновь:
