День начинается совсем не так, как я ожидала, но я рада такому началу.
Проходит время, пока я наслаждаюсь видами, теплом руки матери Нины и зарождающейся надеждой при мысли о том, что меня ждет.
В кои-то веки все кажется настоящим.
9
Ева
На обратном пути я засыпаю в машине. Еще бы: подъем ни свет ни заря, возбуждение от поездки, да еще такая лавина чувств нахлынула во время прогулки.
Вернувшись к себе в комнату, я первым делом открываю тетрадь с письмами, перечитываю первый абзац, покрываю страницу поцелуями и прячу свое сокровище под подушку. Мне ужасно хочется продолжить чтение, но времени нет. Вот-вот должны прийти Матери, чтобы подготовить меня к следующей встрече, и я не хочу, чтобы они видели тетрадку или говорили о ней. Пока. Интересно, знает ли Вивиан о том, что письма у меня? Хотя, конечно, наивный вопрос: она знает все. Но имеет ли это значение? Есть о чем подумать, но не сегодня. Мне вручили неожиданный подарок от мамы. Старая мудрая мать Нина во многом была права, когда говорила о том, куда лучше направить мою энергию. Меня распирает от волнения при мысли о том, что я скоро вернусь к письмам моей мамы, но сейчас я должна сосредоточиться на предстоящей встрече с претендентом номер два.
Матери заходят все вместе и привычно берутся за дело. Сегодня все проходит намного спокойнее, чем в прошлый раз. Меньше шума и суеты. Или, возможно, это я задаю тон, чувствуя себя более расслабленно, чем раньше. Прогулка у ручья сняла нервное напряжение, а подарок из прошлого от матери наполнил меня предвкушением завтрашнего дня. Конечно, я с нетерпением жду свидания с новым суженым – жажда перемен никуда не делась, – но гораздо больше меня будоражит перспектива остаться наедине с маминой тетрадкой.
Возможно, Матерям передается мое настроение. Мне молча вручают красивое платье, похожее на то, что я надевала для предыдущей встречи. Только на этот раз платье будет спрятано под униформой Матерей. Точно так же мои волосы тщательно укладывают, а потом прикрывают шалью. Макияж, как всегда, безупречен.
Когда мать Нина прикалывает булавкой головной убор, у нее вырывается вздох разочарования. С тех пор, как мы вернулись, моя самая верная и давняя подруга-горничная пребывает в глубокой задумчивости. Морщинистое лицо чуть строже, чем обычно, отчего она выглядит почти суровой. Что-то ее беспокоит – во всяком случае, это не то выражение лица, которое я привыкла видеть.
– Досадно, что приходится прятать такую красоту, – бормочет она, и складки на ее тяжелых веках проявляются еще заметнее.
– Это только для первой встречи, – успокаиваю я. Мы как будто меняемся ролями: теперь я пытаюсь ее успокоить. Мы провели отличное утро, и я зарядилась его энергией.
– Просто это так неестественно, – продолжает она едва ли не шепотом, и по ее лицу пробегает тень тревоги.
– Разве можно считать естественным все остальное? – в свою очередь спрашиваю я, не повышая голоса.
– Может, ты и права, – соглашается она, нежно коснувшись моей щеки. Этот ласковый жест вызывает у меня улыбку.
Ее недовольство изменениями в процедуре можно понять. После того, что случилось в прошлый раз, мне стало ясно, как много значат эти встречи для Матерей: я видела их опечаленные лица и слышала, как всхлипывает мать Нина. Мало того, что эти смотрины служат обещанием будущего, они еще напоминают о прошлом.
Мысли о реальном мире снова разжигают огонь в моем сердце. Скоро старый мир матери Нины станет частью моего будущего, ради которого я и встречаюсь с этими поклонниками. И теперь, когда со мной письма моей матери, грядущие перемены кажутся еще ближе.
– Где ты познакомились со своим мужем? – спрашиваю я.
Мать Нина глубоко вздыхает, раздумывая, стоит ли отвечать на мой вопрос.
– Говори же, – шепчу я.
– В городском баре, – вырывается у нее, прежде чем она успевает прикусить язык. Краснея, она отворачивается к туалетному столику и принимается собирать свой чемоданчик с косметикой. – Это было еще до того, как нас перестали пускать в такие места.
– А почему перестали пускать?
– Власти решили, что это плохая идея. Они были правы, – смиренно произносит она, громко захлопывая коробочку с тенями для век, словно подчеркивая правильность этой точки зрения.
– И как это было? Когда вы впервые встретились? – Я сажусь на кровать, не уверенная в том, что получу ответ. Мне хочется узнать больше, раз уж она начала откровенничать. Конечно, она и раньше говорила о своем муже. То и дело проскакивали какие-то обрывки информации, но мне этого хватило, чтобы догадаться, насколько они любили друг друга и как ее подкосила потеря. Вот в чем трагедия Матерей. Большинство из них здесь, потому что в жизни каждой есть печальная история, хотя они редко об этом рассказывают. По крайней мере, мне. Я знаю, что она любила, потом потеряла любимого, и эта утрата привела ее ко мне. Меня восхищает то, что мать Нина, которая знает обо мне так много, делится со мной историей своей жизни.
– Это было подобно электрическому разряду, – говорит она, вздрагивая от воспоминаний. – В тот вечер я знала, что не смогу уйти без обещания увидеться снова. Через две недели он попросил моей руки.
– Две недели? – У меня перехватывает дыхание.
Она усмехается. – То было другое время. Все как-то складывалось само собой. Хотя… – Она замолкает, и что-то меняется в ее лице. – Я бы все равно не стала ничего менять. Мы родились, чтобы быть вместе. Даже если все и закончилось раньше, чем следовало. Его сердце принадлежало мне, а мое сердце – ему. Моя жизнь стала полной с его появлением.
– Звучит так романтично.
– Так и было, – шепчет она, застегивая последний мешочек с косметикой и снова оглядывая меня. Ее лицо безмятежно, несмотря на печаль. – Он сделал мою жизнь полной, но ты принесла в нее смысл. Будущее будет наполнено такими историями любви, потому что ты здесь и делаешь благое дело. Спасибо тебе, – добавляет она. – Ищи это особенное, Ева. Ищи любовь… Или, вернее, позволь любви отыскать тебя.
Я улыбаюсь ей. Что такое любовь? Я читала о ней в книгах, пыталась выразить ее в танце, растягивая конечности, но что это за чувство?
– Наша девочка, – говорит мать Нина, поглаживая меня по щеке, и я заглядываю ей в глаза. – Ты – все, о чем мы только могли мечтать, гораздо больше того, о чем мы молились. А теперь пойдем.
Она отворачивается. Я следую за ней и занимаю свое новое место в процессии, за спиной у матери Нины, впереди других молчаливых Матерей. На этот раз не слышно возбужденных возгласов. Скорее, все выглядит буднично, как будто есть работа, которую каждая хочет выполнить безупречно.
Я слышу легкий шорох одежд, когда Матери опускают на лица вуаль.
Я следую их примеру, неуклюже путаясь пальцами в ткани.
Мы идем вперед.
Кетч и его команда ждут нас на выходе из лифта, и я чувствую, как волна тепла поднимается по шее к лицу, когда оживают воспоминания о моей встрече с первым претендентом. При виде охранников меня охватывают смущение и стыд. Хоть я и знаю, что это невозможно, у меня такое ощущение, будто все они пялятся на меня, может, даже и посмеиваются.
