Боковым зрением я вижу, как у меня на груди появляются голубые светящиеся точки. Скорее, я чувствую их. Это альтернативное воздействие Перчаткой Умиротворения: разряд в полмиллиона вольт проникает через грудную клетку объекта прямо в сердце. Не такой гуманный, как первый способ, но куда более распространенный.
– Не заставляй меня это делать, Брэм. Ты мне нравишься, старик, – говорит он, в то время как отряд, приближаясь, выстраивается полукольцом, преграждая мне путь к лифту. Справа от меня – коридор, ведущий к кабинету отца. Иначе говоря, тупик – в прямом смысле. За спиной – сплошная стена, невообразимо толстая, она как шестой член команды Кетча блокирует меня сзади.
Мой взгляд скользит по сторонам, обыскивая каждую поверхность, каждый предмет обстановки. Я чувствую, как адреналин прорывается по венам, когда мое тело переключается в режим «дерись или беги». Драться – не выход. Бежать?
Я упираюсь в стену, когда делаю последний шаг, пятясь назад.
Сердце замирает.
Пока бойцы приближаются, я осторожно завожу руку за спину и ощупываю холодную панель. Она ровная и гладкая, рука ни на что не натыкается, как вдруг…
Есть! Я чувствую.
Аварийный спускной желоб.
Мне не нужно видеть то, что нащупывают мои пальцы. Я и так знаю, что это. Небольшой стеклянный короб с красной рукояткой внутри. Выше надпись: Потяните, чтобы активировать желоб. Использовать только в экстренных случаях. Такие короба равномерно развешаны по стенам каждого этажа, и офис моего отца – не исключение. Слава Богу, что существуют правила техники безопасности и охраны здоровья.
Голубые лучи лазера уже обжигают мне грудь, а бойцы подходят все ближе и ближе.
Нельзя терять ни секунды.
Я стучу кулаком по стеклу, открываю рот и со всей силы тяну рукоятку на себя.
С треском лопается вакуумный уплотнитель аварийного выхода, и в комнату врывается морозный воздух. За счет перепада давления стенную панель сдувает и засасывает в желоб. Бойцы падают на колени, хватаясь за уши. У них лопаются барабанные перепонки, как только я открываю проем в боковой части здания. Открытый рот позволяет снять давление. Просто, но эффективно.
Их боль дает мне выигрыш в несколько секунд. Я успеваю взглянуть на отца, который вскарабкивается на ноги возле стола. Его лицо перекошено от страха, гнева и боли.
Наши глаза встречаются, и в этот миг он понимает, что я вернусь.
Вернусь за Евой.
Я наклоняюсь назад и отдаюсь во власть воздушного потока, который несет меня вниз по желобу, что спускается по стене здания, навстречу миру. Миру за пределами Башни.
Реальному миру.
34
Ева
Когда я прихожу в сознание, Матери лихорадочно суетятся вокруг. Поначалу я думаю, это из-за моего обморока, но поспешность, с которой мать Табия дергает меня за руку и поднимает с пола, подсказывает, что тут что-то другое. Медленно до меня доходит, что из динамиков вырываются звуки сирены, призывая всех к действию, поскольку нам грозит неизвестная опасность.
– Что происходит? – шепчу я, чувствуя себя слабой, беспомощной и испуганной.
– Мы должны доставить тебя в безопасное место, – говорит мать Кади и широко раскрытыми глазами смотрит на мать Табию, словно подтверждая заранее намеченный план. Затем она жестом призывает нас следовать за ней. Матери Табия и Кимберли бережно подхватывают меня под руки и тащат прочь из комнаты. Мы бежим по коридору и через сады. К нам присоединяются другие Матери, такие же растерянные и озадаченные, как и я. Они обступают нас, так что я оказываюсь в центре группы, и рыщут глазами по сторонам, проверяя, нет ли угрозы. Их привычка обходить препятствия, выискивая лазейки, вполне объяснима: всем матерям далеко за шестьдесят. Сейчас они как никогда собраны и решительны.
Я пристаю с расспросами к тем, кто рядом, пытаясь понять, что происходит, куда мы направляемся или от чего бежим, но никто не отвечает. Они даже не смотрят на меня. Все сосредоточены на том, чтобы добраться в назначенное место.
Я немало удивлена, когда меня ведут в сторону моих покоев. Как только мы все вскарабкиваемся наверх по винтовой лестнице, за нами закрывается дверь. Слышно, как щелкает автоматический замок, и толстая стеклянная панель затягивается пленкой морозного инея, отделяя нас от остальной части Купола.
Пожилые женщины, все как одна с одышкой, переводят дух. Я никогда не видела, чтобы они так бегали.
– Что происходит? – повторяю я с большей решимостью в голосе.
Мать Кимберли с обеспокоенным выражением лица поворачивается ко мне. – Понятия не имею, – шепчет она с тревогой в голосе.
Я перехватываю взгляд матери Кади. Может, она что-то прояснит? Но та смотрит на мать Табию.
– Некогда рассиживаться, пошли, – приказывает мать Табия матери Кэролайн, которая пристроилась на краешке дивана. Я сочувствую бедняжке, когда она поспешно поднимается. В свои девяносто шесть она – старейшая из Матерей. Обычно ее это не останавливает, но вряд ли она каждый день участвует в таких забегах.
Я вижу, как мать Табия нервно бормочет что-то себе под нос, поднимая дрожащие руки и сбрасывая на пол стопку книг с полки. Она прижимает морщинистую ладонь к белой стене, и та вдруг начинает светиться. Края стеллажа шипят, и вся махина выдвигается вперед. Я с изумлением осознаю, что это дверь, а не просто место для хранения моего скарба.
– Что? Как? … Когда? – обращаюсь я к затылкам Матерей, когда все они друг за другом устремляются к проему, за которым открывается узкий коридор, обшитый стальными листами.
Мы продвигаемся вперед метров на сто, когда мать Табия толкает еще одну дверь, увлекая нас за собой. Мы попадаем в ярко освещенное помещение, где расставлены диваны-развалюхи, двухъярусные кровати, стеллаж с книгами и древними настольными играми; имеются небольшая кухня и ванная. Насколько я могу судить, здесь нет ни окон, ни выходов, кроме той двери, через которую мы вошли. Зато есть черный телефонный аппарат и мерцающий экран на стене, на котором непрерывно вращаются три буквы: ЭПО.
– Безопасная комната? – с удивлением спрашиваю я, хотя удивляет меня вовсе не сама комната. За долгие годы я побывала во многих из них, обычно в компании Холли. Эти небольшие убежища рассыпаны по периметру Купола, но я даже не догадывалась, что одно из них соединяется с моей спальней, где я обитаю вот уже больше десяти лет, и которую, как мне казалось, знаю как свои пять пальцев. Понятное дело, что сейчас я чувствую себя обманутой и униженной. Да, мне не лгали впрямую, но утаивали от меня важную информацию.
Звонит телефон, и Матери замолкают, понимая, что этот звонок что-то да прояснит.
– Мать Табия слушает, – говорит она, поднимая трубку. Ее голос звучит бодрее и приятнее, чем обычно. Я наблюдаю за ней: она внимательно слушает собеседника, но ее пальцы нервно сжимают телефонный провод. Она вздыхает. Хмурится. Закусывает губу и кивает. В какой-то момент поднимает взгляд на меня, а потом снова смотрит в пол. – Конечно. Мы останемся здесь, пока не узнаем больше. Спасибо.
