– Я проходила это много раз. Я знаю, что ты чувствуешь, – с нежностью в голосе отвечает мать Кади, обтирая руки о черное платье, невольно подчеркивая изгиб бедер. – Но скоро все закончится, Ева.
– Сколько раз? – спрашиваю я, позволяя себе более твердый и решительный тон.
– Я… – Она мнется, переводя взгляд от меня к Вивиан.
– Сколько раз твои ноги ставили в стремена и унижали твое достоинство? – спрашиваю я.
– Ты сама просила о такой процедуре, Ева, – вмешивается Вивиан. Ее голос спокоен, будто она разговаривает с ребенком. – Коа еще здесь, если ты хочешь, чтобы я привела его. Уверена, ему очень понравится.
– Когда ты забеременела, а потом родила мальчиков, – продолжаю я, обращаясь к матери Кади, игнорируя Вивиан, – как долго они ждали, пока ты восстановишься, прежде чем снова укладывали тебя на этот стол?
Глаза матери Кади расширяются, умоляя меня остановиться.
Я хочу продолжить, но жжение внизу живота заставляет меня взвизгнуть от боли.
Я умолкаю.
Крепко зажмуриваясь, я чувствую, как грудь моя сдувается, как будто из меня выкачали воздух, и одинокая слезинка скатывается по щеке. Это ничем не отличается от того, что я обычно испытываю. Это не больнее. В этом нет ничего нового. Но на самом деле все по-другому. Потому что я знаю, что, если у них все получится, это только начало. Цель не в том, чтобы оплодотворить мою яйцеклетку и подарить мне ребенка, которого я буду растить. Меня ждет нескончаемый цикл. Это будет повторяться до тех пор, пока я не стану для них бесполезной.
– Я просто хочу знать, что дальше, – говорю я сквозь стиснутые зубы. – Какой будет моя жизнь.
– У тебя была своя жизнь, Ева. Мы дали тебе все: развлечения, образование, подругу. Только посмотри, какой мир мы создали для тебя. Теперь пришло время платить за все это. Ты исполняешь свой долг. Вынашиваешь девочек, наше будущее, и живешь той жизнью, к которой привыкла.
– А какое будущее ждет их?
– Лучше не забивай себе этим голову, – отшучивается Вивиан, закатывая глаза от досады. – Сначала ты должна сыграть свою роль в Судьбе мира.
Судьба. Я мысленно повторяю это слово вновь и вновь. Судьба. Какова моя судьба? Неужели моя судьба – быть племенной сукой ради чужой выгоды? Или моя судьба в том, что меня нашел Брэм и между нами возникло сильное притяжение, несмотря на то, что нас разделяла рукотворная иллюзия? Возможно, мать-природа снова сыграет с нами злую шутку и остановит нас, людей, от повторения прежних ошибок. От вмешательства в ее планы ради наших собственных интересов.
Ошибки.
Я всегда знала, что на мне лежит огромная ответственность, но думать и принимать решения вокруг моей миссии мне никогда не позволяли. Потому что речь не обо мне. Но что, если мать-природа неслучайно выбрала меня как исполнительницу своего великого замысла? Что, если нам с Брэмом суждено было встретиться? Что, если в основе жизни – свобода воли и красота человеческой природы? Сила инстинкта.
Ошибки.
Я всегда хотела, чтобы этот курс процедур провалился, но вдруг он окажется успешным? Не подведу ли я свою судьбу?
Ошибки.
Я не могу не думать о своих детях и той жизни, которая их ждет. Более того, мне интересно, что бы подумали мои родители, если бы могли видеть меня сейчас. Захотели бы они такой жизни для меня? Выбрали бы ее добровольно?
Ошибки.
Я знаю, что моя мама пришла бы в ужас, увидев меня такой. И я тоже ужаснусь, когда в недалеком будущем увижу своих дочерей на медицинском столе.
– Я же сказала, можешь идти, – рявкает Вивиан, возвращая меня в реальность. – Тебя позовут, когда ты снова понадобишься.
Процедура окончена. Доктор Рэнкин уже ушла, унося с собой мою яйцеклетку для оплодотворения, чтобы запустить процесс зарождения новой жизни. Еще до того, как клетка с эмбрионом вернется ко мне, это маленькое существо начнет свое путешествие по планете.
Ошибки.
Пришло время проверить, что за мир они создали для меня.
48
Брэм
Мы отплываем от Сентрала. Путешествие проходит медленно, поскольку мы вынуждены обходить участки, патрулируемые ЭПО, по возможности оставаясь вне поля зрения. В городе, среди высоких зданий и загруженных рек и каналов, затеряться было намного проще. А здесь, на просторе, челноки слишком заметны. И чужое внимание нам ни к чему.
По мере того, как здания встречаются все реже, водную гладь прорезают островки грязной жижи и тускло-зеленой растительности. Дюжина мужчин, составляющих нашу команду, разом поворачивают головы к этим травянистым холмикам: такое зрелище для них в диковинку.
– Дерево! – выкрикивает Чабс, показывая на едва пробивающиеся сквозь дымку листья.
– Недалеко, – говорит Фрост. Необходимость во внутренней связи отпала: моторы работают почти бесшумно, а челноки идут так медленно и близко друг к другу.
Когда смог рассеивается, впереди виднеется еще больше деревьев. Они выходят из тумана, словно призраки времени, которое мы оставили позади. Времени, которое мы уничтожили своими руками.
Прямо по курсу маячит огромная баррикада, протянувшаяся по всей линии горизонта.
– Это граница, – ворчит Фрост. – ЭПО не рекомендует ее пересекать.
Дымка тает, и я снова вижу эти три буквы – ЭПО – в окружении предупреждающих знаков. Радиация. Взрывчатые вещества. Токсические отходы. Какими только страшилками не усеяна ржавая груда металла.
– Гостеприимно, – шутит Чабс.
– Это не опасно? – волнуется Сондерс.
Мы вглядываемся в туман по ту сторону границы, окрашенный легким оттенком зелени.
– Похоже, безопасно, раз там растут деревья, – отвечаю я.
– Конечно, безопасно, черт возьми. – Фрост смеется. – Все это дым и зеркала, парень. ЭПО пытается держать нас в одном месте, где они могут следить за нами.
– Полный вперед! – Я подаю сигнал, и наши челноки устремляются через большие зазоры между частично затонувшими участками баррикады.
Чем дальше мы идем, тем острее чувствуется, как мать-природа взывает к нам. Поначалу видны только верхушки самых высоких деревьев. Их ветви с редкими унылыми листочками торчат над поверхностью воды, словно руки, простирающиеся к блеклому солнцу. Мать-природа сурова.
Прямо под нами я вижу затонувшую улицу, красную черепицу крыш, черную краску уличных фонарей. Чуть дальше – скамейка, теперь облюбованная тростником и подводной живностью.
– Вода здесь довольно чистая, – говорю я Сондерсу.
– Меньше людей, меньше загрязнения, – объясняет он, и я киваю, замечая проплывающую под стеклянным днищем челнока стаю рыб.
Я глотаю воздух. Настоящий свежий воздух. Не отфильтрованный и не поддельный. Без пестицидов и химикатов, он не нуждается в стерильной обработке. Это просто воздух, естественный воздух. Легкие наполняются живительной прохладой.
