Мы с Майклом не двигаемся – оба, похоже, в ожидании более четких инструкций или колких замечаний.
– Сейчас же.
Ее голос низкий, суровый и полный ненависти.
Майкл берется за цепь между кольцами наручников и подталкивает меня вперед. Я задыхаюсь от боли, ступая порезанными ногами по стеклу.
Мы проходим мимо Вивиан, доктора и остальных охранников и, покидая комнату, направляемся к лифту.
Когда двери открываются, Майкл заводит меня в кабину, но сам тотчас выходит. Я вглядываюсь в его лицо, пытаясь отыскать в нем проблеск узнавания, но он упорно смотрит под ноги. Словно давая понять, что предпочитает вернуться к протоколу.
Двери закрываются, лифт летит вверх. В считанные секунды я оказываюсь на своем этаже.
Купол.
Моя тюрьма, полная лжи.
Мать Табия бросается ко мне, когда я, пошатываясь, выхожу из кабины лифта.
– Где, скажи на милость, тебя…? – шипит она, оглядывая меня с головы до ног.
И тут она замечает наручники.
– О боже. – Она обхватывает меня одной рукой, чтобы я могла опереться на нее.
– Ты знала? – хнычу я, чувствуя себя опустошенной.
– Знала что? – спрашивает она, явно озадаченная.
– Все это.
– Давай отведем тебя в твою комнату, – говорит она, чуть крепче прижимая меня к себе. – Все будет хорошо.
Хотела бы я разделить ее оптимизм.
55
Брэм
– Он проснулся! – Сондерс врывается в мою сырую келью. Эрни беспробудно спал все это время. Ампутация руки стала шоком для его ослабленного организма, и в какой-то момент наша скромная бригада медиков уже думала, что мы можем его потерять, но старик оказался крепким, надо отдать ему должное. Настоящий боец.
– Мне можно его увидеть? – Я вскакиваю с пола.
– Конечно, если ты этого хочешь, – говорит Сондерс. – Теперь ты здесь командуешь, не забыл?
Я до сих пор не могу привыкнуть к тому, что эти люди видят во мне лидера. Даже те, кто поначалу принял меня в штыки, присоединились к большинству после того, как я сообщил печальную новость.
Я по-прежнему не знаю и половины имен и не уверен, что успел познакомиться со всеми: новые лица постоянно попадаются мне навстречу, когда я иду по коридорам, или оказываются рядом со мной, когда мы выстраиваемся в очередь за едой. Однако я хорошо знаком с врачами и санитарами, поскольку провожу с ними много времени. В последние сутки я часто наведываюсь в больничные палаты – справляюсь о состоянии Эрни, а потом захожу к нашим гостьям, которые медленно осваиваются в новой обстановке. Анна то и дело спрашивает, почему я не разрешаю им покинуть Глубину.
– Какой смысл освобождать нас из одной тюрьмы и бросать в другую? – ворчит она.
Конечно, Анна права, но я пока не могу их отпустить. Риск слишком велик: нельзя, чтобы люди из ЭПО обнаружили наше прибежище и нашли Эрни.
Я делаю все возможное, чтобы контролировать ситуацию, сохранять спокойствие и порядок.
Женщины временно проживают в отдельном крыле этого затонувшего лабиринта под пристальным наблюдением Хелены.
Я следую за Сондерсом по министерскому коридору, переступая через толстую голубую трубу, которая откачивает воду из герметичного помещения. Хотя интерьеры обшиты водонепроницаемыми панелями и плотными листами полиэтилена, у меня до сих пор захватывает дух при виде аутентичных элементов декора здания, которое облюбовали фриверы. Кое-где вылезают, как призраки прошлой жизни, деревянные потолки и балки, провожая нас взглядами, когда мы проходим мимо.
– Мистер Брэм. – Доктор Олива приветствует меня кивком лысеющей головы. – Уверен, вы слышали хорошую новость.
– Да. Я могу его увидеть?
– Разумеется. На самом деле он спрашивал о вас. – Доктор Олива указывает на открытую дверь позади него.
Я захожу внутрь и вижу старика, сидящего на кровати посреди пустой комнаты. Это не больница, но медики постарались приспособить помещение под свои нужды.
– Брэм, не так ли? – Эрни щурится в мою сторону. – Извини, должно быть, оставил свои очки в доме. Анна, женщины, они…?
– Они в порядке, – говорю я, протягивая руку, чтобы успокоить его. – Анна все бранит меня за то, что мы спасли им жизнь, но что поделаешь? – отшучиваюсь я.
– Ха, узнаю чертовку. Они видят в мужчинах только источник неприятностей, – говорит Эрни.
– Мы не хотели никаких неприятностей, сэр. Мы пришли за вами.
– Ну, даже если не хотели неприятностей, вы принесли их с собой. Твой друг, Фрост, он погиб?
Я киваю.
– Очень жаль. Он казался хорошим человеком. – Эрни поглядывает на перевязанную культю. – Мне следовало самому это сделать давным-давно. Трус.
– Сэр.
– Я тебя умоляю. Эрни.
– Очень хорошо. Эрни, ты настолько далек от трусости, насколько я могу себе это представить. То, что сделала с тобой ЭПО, выше всякого понимания. – Я усаживаюсь на низкий пластиковый стул и придвигаюсь к кровати.
– Проблема не в том, что они сделали со мной, мой мальчик, – говорит он.
– Ты прав. То, что они делают с Евой, подло и…
– Нет, – перебивает он. – И даже не с Евой.
Я в замешательстве смотрю на него.
– То, что они делают со всем миром – вот что вызывает самую большую тревогу, – произносит Эрни с блеском страсти в голубых, как у Евы, глазах. – Ева – всего лишь их оружие, козырь в игре против всех, кто встанет у них на пути к завоеванию власти над миром. Их не волнует будущее человечества, сынок. Это забота всего остального мира, поэтому, пока в их руках ключ к будущему, пока они контролируют Еву, они контролируют мир, – говорит он, глядя мне в глаза. – Правительства склоняются перед их волей, страны подчиняются их требованиям, армии выполняют их приказы. И только посмотри на то, в каком состоянии находится мир, за какое будущее они якобы борются! Все, за что они на самом деле борются, это за неограниченную власть. Если у Евы родятся девочки, как ты думаешь, что с ними будет?
Я пожимаю плечами.
– Конечно, поначалу они будут обласканы вниманием, как Ева, когда была совсем маленькой. А потом весь процесс начнется заново. Ты полагаешь, у дочерей Евы будет больше свободы, чем у их матери?
Я задумываюсь об этом на мгновение.
– Конечно, нет, – усмехается Эрни. – Их жизнь уже расписана по дням. Даже претенденты выстроены в очередь.
– Что?
– Да-да, эти сделки уже заключены.
– Сделки? Какие сделки? – Мои мысли пытаются угнаться за его словами.
– Сильные мира сего хотят, чтобы в детях будущего, детях Евы, текла кровь избранных. И только один человек на свете может это обеспечить.
