Я открываю глаза и вижу свою комнату. Комнату в общаге, которую мы делили до того, как я сбежал.
– Хартман, – вздыхаю я, и щекам больно от улыбки. Она первая, появившаяся на этом лице за долгое время. – Где Эрни? – спрашиваю я.
– Он в порядке. Но ты не можешь с ним встретиться. Он у них, – говорит Хартман. Для меня сейчас нет милее зрелища, чем его круглое небритое лицо.
– Ева? – спрашиваю я.
Он молчит.
– Что такое? – Я заставляю свои больные мышцы принять сидячее положение.
– Эй, притормози немного. Ты еще не готов двигаться. Твое тело должно адаптироваться.
– Что с Евой? Как она? – допытываюсь я.
– С ней все хорошо. Было несколько… инцидентов, пока ты отсутствовал. – Хартман снимает очки с толстыми стеклами и делает вид, будто занят их протиркой, но на самом деле просто избегает смотреть мне в глаза.
– Инцидентов? – переспрашиваю я.
– Сейчас она в порядке, но это ненадолго. – Хартман переводит взгляд на кардиомонитор. – Сегодня тот самый день, – говорит он.
Я смотрю на него, требуя больше информации.
– Они планируют процедуру на сегодня. Ранним вечером, – объясняет он.
В голове внезапно складываются все части головоломки. Она готова к вынашиванию ребенка. Когда эта мысль приходит ко мне, я осознаю, что это будет не ее ребенок. И даже не ребенок от биологического отца. Это их ребенок, ЭПО.
Что, если это девочка? Что, если при родах возникнут осложнения и Ева лишится шансов зачать снова? Станет ли она отработанным материалом, как ее родная мать?
– Тогда у нас мало времени. – Я взбрыкиваю и опускаю ноги на пол. – Кто еще знает, что я здесь?
– Мать Кади, – говорит Хартман.
– Мать Кади? – Я в замешательстве.
– Да. Она обратилась ко мне, как только наверх просочилась новость о возвращении Эрни. Кажется, у вас есть общие друзья, – говорит он.
Фрост!
Сердце екает, когда эхо слов Фроста проносится в голове: У нас есть друзья наверху. Теперь я понимаю, о какой жертве он говорил. Мать Кади – его информатор. Его жена.
– Фрост… погиб, – говорю я Хартману.
Он понимающе кивает. – Она уже подозревает это. В последние дни никто не выходил на связь, и она догадалась, что произошла беда. Она замечательная женщина. Надежная. Сильная. Она ждет твоих указаний. Мы все ждем.
– Все? – удивляюсь я.
– Когда ты сбежал, пошли разговоры о том, почему ты в розыске, почему так опасен, и не все верили в ту версию, которую подсовывала ЭПО. Здесь многие относятся к тебе с симпатией, Брэм. Они хотят помочь.
Голова раскалывается от таких новостей.
– Люди больше не хотят жить во лжи, Брэм. Им просто необходимо знать правду. Они ждут, когда ты откроешь им эту правду.
Я кладу руку ему на плечо. – Это будет нелегко.
– Конечно! Это же ты! – отвечает он с улыбкой, и на короткий миг я радуюсь своему возвращению.
– Итак, какой план? У тебя ведь он есть, верно? Потому что, черт возьми, не зря же я так парился с этим хламом! – Хартман кивает на медицинскую аппаратуру, которая превратила нашу общагу в мини-госпиталь.
– Как тебе это удалось? Ни у кого не возникло подозрений? – Я даже отдаленно не могу себе представить, как можно держать меня в секрете.
– Поверь мне, с тех пор как Ева начала крушить тут все и вся, а потом еще и Эрни объявился, здесь многое изменилось. – Он возвращает очки на нос. – Плюс я еще взломал сенсоры в этой комнате, так что они показывают тепловой сигнал только одного человека.
– Я знал, что могу рассчитывать на тебя.
– Хотя то, что отец Евы вернулся и предъявил ультиматум, что будет говорить только со мной, вызвало у них серьезные подозрения. Это была не прогулка в парке, доложу я тебе, – говорит Хартман, и мои мысли вновь возвращаются к Эрни.
– Где он? – спрашиваю я.
– Последнее, что я слышал, это то, что они держат его на нижних уровнях. Как можно дальше от Евы.
– Умно.
– Очевидно, они не хотят, чтобы она знала о его возвращении. Все пилоты были строго проинструктированы о новых кодах поведения, на случай если Ева заговорит о нем. – Хартман закатывает глаза.
– Значит, до него никак не добраться? – Меня мучает чувство вины за то, что я отправил старика одного в логово врага.
Хартман качает головой.
– Как долго я был в отключке? – спрашиваю я.
– Прилично… – Он пожимает плечами и взъерошивает и без того лохматые немытые вьющиеся волосы. Я бросаю на него выразительный взгляд. – Послушай, у меня почти целый день ушел на то, чтобы найти этот чертов криотанк, который ты взломал. О, и, кстати, ты должен мне пачку жвачки. Я же просил тебя не тратить ее почем зря. Это винтаж!
Теперь моя очередь закатывать глаза.
– Это было нелегко, проторчать там столько времени незамеченным, не говоря уже о том, чтобы отыскать твою замороженную задницу и затащить сюда, избежав расспросов!
Внезапно пол содрогается.
Я смотрю на Хартмана. Тот и ухом не ведет. Как будто это в порядке вещей.
Толчок повторяется, и от вибрации мигает экран моего кардиомонитора.
Я встаю, но ноги дрожат и подгибаются. Хартман хватает меня под руку и помогает удержаться.
– Окно. – Я киваю на дисплей реалити-ТВ.
Экраны мерцают, когда мы приближаемся, и, как обычно, показывают серые облака. Я провожу рукой, и появляется инфракрасное изображение внешнего мира. Внезапно окно освещается огненными всполохами. Под нами разгоряченные толпы, осаждающие Башню.
– Они стоят там с тех пор, как появился Эрни. Число протестующих неуклонно растет, – говорит Хартман, пока мы оглядываем людское море. Я увеличиваю масштаб и вижу, как люди скандируют и поют. Некоторые держат фотографии Евы или огромные баннеры с лицом Эрни. Многие размахивают в воздухе самодельными транспарантами.
СВОБОДУ ЕВЕ.
ЭПО – ОТПУСТИ ЕВУ!
ПРАВДУ – НА СВОБОДУ.
– Мир наблюдает, – говорит мне Хартман.
– Тогда нам стоит предоставить им зрелище, – отвечаю я. – Где мать Кади?
63
Брэм
Мать Кади подходит к нашей двери, и по ее глазам, выглядывающим из-под вуали, видно, как она волнуется. Матери заходят к нам на свой страх и риск, но это редкое зрелище.
– Добрый вечер, мистер Хартман, – спокойно и непринужденно говорит она, переступая порог комнаты. В коридоре никого нет. Хартман ненадолго запер двери и лифты, чтобы ничто не помешало этому тайному визиту.
