Но Валентина мотнула головой и захлопнула дверь.
Больше настаивать Аркадий не мог. Он вызвал такси, спустился на один этаж, присел на грязные ступеньки в своих двухсотдолларовых джинсах и вновь впустил в себя воспоминания.
* * *
Он осмелился признаться Валюше в своих чувствах в восемнадцать. Решил, что время пришло. Он совершеннолетний, сформировавшийся и как мужчина, и как личность, и как музыкант человек. Последнее не менее важно, чем остальное. Для Вали точно. Да и для самого Яворского. В себе как в музыканте он был уверен если не на сто процентов, то на девяносто. Как личность Аркадий самому себе казался не таким интересным, но все же заслуживающим внимания. А вот как мужчина Аркаша раскрылся меньше всего. Он оставался девственником, но успокаивал себя тем, что это не с ним никто не хочет сближаться, а он никого к себе не подпускает. Естественно, из-за Вали. Когда любишь кого-то по-настоящему, другие перестают для тебя существовать.
Было лето. Июнь. Тополиный пух носился по улицам, а так как толстый Аркаша потел, то он приставал к его физиономии.
Ксюша уехала в загородный лагерь, Валя осталась дома одна. Она скучала. В школах начались каникулы, те ученики, что ходили к ней на дополнительные занятия, тоже отдыхали. Узнав, что Аркадий намерен заскочить в гости, Валентина обрадовалась.
Он купил роскошный торт. Хотел и цветы, но посчитал это неуместным. Когда переступил порог, уловил запах гари.
— Что-то сожгли? — спросил он.
— Сырники. Хотела тебя угостить, но придется пить пустой чай, весь сахар я добавила в творог.
— Не придется. — Аркадий вручил ей торт.
— Ты похож на Деда Мороза, — со смехом проговорила Валя.
— Почему?
— Да ты в зеркало на себя глянь.
Оказалось, что пух, который Аркаша старательно стряхивал с лица, осел на его бороде. Точнее, на тех клочках волос, которые росли на его щеках и вокруг губ. Он не брился, чтобы казаться старше, к тому же поросль скрывала прыщики.
Яворский убежал в ванную. Он и так был на грани нервного срыва, а тут еще это! Мало ему неуверенности в себе из-за лишнего веса, теперь из-за пуха в бороде он еще больше похож на Деда Мороза. Его даже с ним сравнили… Ужас!
— Аркаша, чай готов, — услышал он голос Валюши. — Выходи, хватит полоскаться.
Яворский критично осмотрел себя. Да, не Кевин Костнер, от которого Валя была без ума. Но вполне симпатичный молодой человек.
Он покинул ванную, сел за кухонный стол. На нем уже стояли чашки и порезанный торт. Аркаша очень хотел его, когда покупал, но сейчас его подташнивало от волнения… Да еще от запаха гари! Валюша превратила сырники в угли, не иначе…
— Мне звонил Модест Эльдарович, — сказала Валя после того, как проглотила первый кусочек торта. — Очень тебя хвалил.
— Наш завкафедрой?
— Мы учились на одном курсе. На встрече выпускников обменялись номерами.
Модест был красивым мужчиной, хоть и лысым. В него многие студентки были влюблены.
— У вас были шуры-муры в студенчестве? — ревниво спросил Аркаша.
— Что ты! Модест не по девочкам.
— Он гей? — поразился Аркаша. Более брутального музыканта ему видеть не приходилось.
— Ты только никому не говори.
— Но у него же жена.
— Договорной брак. — Она отправила в рот еще один кусок торта. Причмокнула. — Вкуснятина какая. Ты чего не ешь? — Яворский пожал плечами. — А у тебя как на личном фронте? Девушка есть?
— Нет, — смущенно ответил Аркаша.
— Парень?
— Я не гей!
— Я просто спросила… Мало ли. — Она мягко улыбнулась, а затем протянула ему чайную ложку, к которой пристал взбитый крем. — Попробуй. Это просто какое-то сладко-миндальное облако. Так и тает во рту.
Он слизнул «облако» и тут же вытер губы, боясь, что теперь оно пристанет к его усишкам.
— Мой сын тебя ненамного старше, но он уже живет с кем-то, планирует свадьбу, — продолжила Валя разговор. Он смущал Аркадия, но сегодня, когда он решил признаться в своих чувствах, был даже своевременным.
— Но он не музыкант.
— Да, будущий менеджер. Только я думаю, что люди искусства больше нуждаются в эмоциях. Я особенно хорошо играла, когда была влюблена.
— Я вас очень хорошо понимаю! Та же история…
— Ага! То есть дама сердца у тебя все же есть?
— Да, — Аркаша ответил коротко, но посмотрел на Валю долгим взглядом.
— Однокурсница? Консерваторки очень хороши. Сама такой была.
— Вы и сейчас… — он сглотнул, — очень хороши. С вами никто не сравнится, Валентина Григорьевна… Валюша.
— Давай без фамильярности, Аркадий.
— Неужели вы еще ничего не поняли?
— Стоп! — Она напряглась. — И ты?
— Что?
— Втюрился в мою дочку?
— А кто еще?
— Коля и Вовчик. Но она еще ребенок, школьница, а вы уже студенты.
— Я влюблен в вас! — выдал-таки Аркадий. С надрывом в голосе и увлажнившимися глазами…
— В меня? — переспросила Валя, хохотнув. — Это ничего, это нормально. Все мальчики увлекаются своими учительницами.
— Вы не поняли. Я не увлечен. У меня чувство. Огромное, сильное, не проходящее уже десять лет. Именно оно сделало из меня музыканта…
Аркадий подался вперед, сгорая от желания обнять Валентину, но она уперлась в его грудь ладонью и сурово проговорила:
— Такое поведение неприемлемо.
— Почему?
— Я твой педагог, пусть и бывший.
— И что?
— Имей уважение.
— Я вас так же безгранично уважаю, как и люблю.
— За признание спасибо… Наверное… Не знаю, как к нему относиться. Это должно быть лестно. Но мне прежде всего неловко.
— Почему? — вскричал Аркадий. — Вы женщина, я мужчина. Вы одиноки, я тоже. Вы испытываете ко мне симпатию, а я вас люблю. За двоих: за себя и за вас.
— Я тебе в матери гожусь.
— Паспортный возраст — ничто! Просто цифра. У вас было два мужа, которые превосходили вас в возрасте, и что? Вы развелись с ними. А почему? Они не ценили, не понимали, не принимали вас. А я буду! Я вас знаю десять лет и все… все, слышите? Все в вас люблю, даже недостатки. Точнее, то, что другие считали ими…
— Пожалуйста, перестань.
— Я долго решался на признание, не прерывайте. — Он рубанул рукой воздух. — Мне уже в девять лет хотелось сделать это. Но я понимал, меня не воспримут всерьез. И я ждал… И вот я взрослый, пусть и не настолько, как вам хотелось бы. Но я мужчина. У меня большое будущее. И я мечтаю оказаться в нем вместе с вами.
