— То есть ты не просто признался мне?.. Ты еще на что-то рассчитываешь?
— Я хочу, чтобы мы стали парой. Настоящей.
— Мой сын тебя старше, а дочь чуть младше. Это противоестественно.
— То есть все дело в возрасте?
— Считай, что так. Я не воспринимаю тебя как мужчину.
— Сколько мне еще подождать? Только скажите…
— Уходи, Аркадий, — решительно проговорила она. — И не возвращайся, пока не перебесишься.
— Чего не сделаю?
— У тебя явно бушуют гормоны. Найди женщину, с которой лишишься невинности. Все твои фантазии из-за неудовлетворенности. Как и прыщики на лице.
— А вы, оказывается, поверхностная.
Ее слова про гормоны оказались последней каплей. Он ей душу изливает, признается в чувствах, а она сводит все к банальном спермотоксикозу (слово из студенческого сленга). Аркадий обиделся и вылетел из квартиры, хлопнув дверью.
Он дулся на Валю несколько дней. Говорил себе: «С меня хватит ее, больше не буду думать о ней, а мечтать — тем более». Но уже через неделю набрал ее номер и, когда прозвучало «Алло», бросил трубку. Что сказать, он пока не знал, а услышать ее голос так хотелось.
На помощь страдающему в разлуке влюбленному, сам того не ведая, пришел Модест Эльдарович. Он принимал участие в организации благотворительного концерта скрипичной музыки, сделал Яворского одним из выступающих, а свою давнюю подругу Валентину пригласил в качестве зрителя. После выступления она подошла, чтобы поздравить Аркашу с успехом, и они помирились.
* * *
Прошло полтора года. Валя с Аркашей делали вид, что все между ними так, как до ТОГО разговора. Он приходил к ней в гости, они музицировали (она уже не учила его, но, безусловно, вдохновляла), пили чай, обсуждали концерты, которые вместе или по отдельности посещали. На праздники Яворский дарил Валюше подарки. Всегда нужные, но с фантазией. Последние были еще и недешевыми — он мог себе это позволить. А она все эти годы забывала о его дне рождения и только на 23 Февраля преподнесла носки из собачьей шерсти. Со смехом сказала — традиция и наврала, что сама связала. На самом деле купила у бабушки, торгующей возле метро, — Аркадий видел ее и запомнил ассортимент товара.
Как правило, в квартире они находились не одни. Ксюша жила с матерью, у нее была куча друзей и поклонников. Девочка расцвела и превратилась в писаную красавицу. Единственное, что, по мнению Аркадия, ее портило, это небольшой лишний вес. Но парням ее щечки и попочка нравились, особенно конопатому Кольке. Именно с ним Аркаша чаще всего сталкивался в доме Катаевых.
Как-то Валя пригласила Яворского в кино. Впервые сама. Сказала, очень хочет посмотреть, но не может найти компанию. Естественно, Аркаша согласился составить ее драгоценной Валюше. Он бы по горячим углям согласился с ней ходить!
Фильм оказался черно-белым и шел с субтитрами. Неудивительно, что никто не пожелал его смотреть вместе с Валей. Сюжет его тоже оказался весьма странным, и Аркадий, который был равнодушен к кино в принципе, даже вникать не стал. Он любил советские комедии и рождественские голливудские фильмы типа «Один дома», а всякую черно-белую муть не желал удостаивать своим вниманием. Так бы и просидел весь фильм, не понимая, о чем он, поскольку ленился читать титры, пока не врубился, что главные герои — влюбленная пара, где женщина старше мужчины лет на двадцать пять. Аркадий возрадовался! Это намек. Валя не может открыто сказать, что пересмотрела свое отношение к «неравным» связям, и притащила Аркашу в кинотеатр. По окончании сеанса он пригласил ее в уютное кафе. Они заняли угловой столик, выпили горячего шоколада с пышными оладьями. Валя говорила, что ее мама пекла такие. И давала дочери рецепт. Но у той никогда не получалось повторить его.
— Давайте улетим на море? — выпалил Аркадий. — Дня на четыре? Я смогу выкроить время, вы тоже.
— На какое море? — переспросила Валя.
— На любое. Если у вас есть загранпаспорт, то можем выбрать Средиземное, Красное, Адриатическое, Лигурийское, по вашему желанию. Главное, чтобы недалеко было лететь.
— У меня нет загранпаспорта. Кончился.
— Тогда на Черное? В Сочи еще тепло.
Она не пришла в восторг от его предложения. И Аркадий поспешно добавил:
— Я все оплачу, у меня есть деньги.
А потом подумал о том, что она, как женщина уже не юная, может стесняться своего тела. Тем более в нем есть особенности. Даже летом Валя не носила открытой одежды. Впрочем, как и Аркаша. Он стеснялся своих жировых бугорков и складочек под ними, а сейчас предлагает женщине, которую любит, поехать на море, чтобы они друг перед другом обнажились на пляже? Вот же дурак…
— Или давайте в Калининград рванем? Погуляем по городу, съездим к морю, в Светлогорск, пособираем янтарь.
— Я не хочу никуда ехать. Что ты выдумал? Зачем?
— Мы можем попробовать начать наши отношения вдали от людей, которые знают нас. А главное, вас. От коллег, родственников, учеников, настоящих и бывших, друзей. Вас ведь это смущает? Не то, что я молод. Вы — педагог. И опасаетесь за репутацию…
— Ты опять за свое?
— Я понял намек, Валюша.
— Валентина Григорьевна, — поправила его она.
— Как скажете.
— И я ни на что не намекала.
— А как же фильм? Вы неспроста позвали меня на него.
— Да он вообще не об этом! Ты титры не читал? Любовная линия там идет фоном… — Она швырнула салфетку, которой вытирала рот, перепачканный маслом, на котором жарились оладушки. — Я думала, ты перебесился. Модест говорил, что ты с какой-то пианисткой часто выступаешь и она смотрит тебе в рот. Думала, у вас роман. И прыщики прошли…
— Я сходил на прием к дерматологу. А пианистка просто подруга. И я не бешусь. Я люблю. Поймете вы это или нет?
— А ты меня? Я же сказала, что не могу ответить взаимностью. Зачем ты меня мучаешь? Ты дорог мне, и я обожаю время, которое мы проводим вместе. И горжусь тобой, ведь ты в некотором роде мое творение…
— Так полюбите меня, как Пигмалион Галатею!
— Если бы у меня получилось, — простонала Валя. — Ты не можешь приказать сердцу. Я тоже.
Потом она ушла из кафе и не разрешила себя проводить.
Аркадий решил, что с него хватит, и посвятил всего себя музыке. Спасибо ей, если бы не она, он сошел бы с ума. Но душевные переживания заставили его чувствовать мелодию еще острее, проникаться ее глубиной, ловить оттенки, а натренированные многочасовыми репетициями руки слушались так, что Аркадий ни разу не разочаровал ни себя, ни слушателя, ни композитора, о котором он прежде всего думал, играя то или иное произведение. Даже если он умер несколько веков назад. Но не зря говорят, автор перевернулся бы в гробу…
Моцарт, Бетховен, Чайковский и другие классики могли покоиться с миром. Аркадий не посрамил их. Более того, раскрыл их творения по-своему.
