— Безусловно. Только мамы нет.
— Тогда я позже зайду.
— Постойте.
Ксюша схватила соседку за плечо и подивилась тому, каким оно стало полным. Татьяна была когда-то очень стройной и привлекательной женщиной. После ухода мужа тоже не теряла формы. Наоборот, старалась показать, что не падает духом, держится. А как доказывать это, если не внешним видом? Но сейчас Татьяна лишь отдаленно напоминала себя молодую.
— Вы, случайно, маму вчера вечером не видели? — спросила Ксюша.
— Почти ночью. Она пиликала на скрипке. Я пришла, чтобы попросить ее прекратить.
— Во сколько это было?
— После одиннадцати точно. Митюша уже спал, а он в десять ложится.
Тут из-за двери показался он, Митюша. Тоже поправился. И больше, чем мать. Но он всегда страдал лишним весом. На щеке шрам. А в остальном — невероятной красоты парень. Если не считать пустых глаз. Родись он нормальным, девочки бы толпами за ним ходили. Черты лица просто точеные. Идеально чистая кожа. Густые каштановые волосы. Еще и над губой пикантная родинка.
Увидев Ксюшу, Митюша бросился к ней, но мать перехватила его. Бросив: «Зайду позже», — сама закрыла дверь.
Ксюша достала телефон и позвонила мужу. Кому же еще?
Но Коля не ответил! И он тоже…
Что за день такой? Ладно, есть еще Вовчик. Набор номера, гудки… «Пластмассовый» голос: «Абонент не может ответить на ваш звонок!»
Ксюша заплакала. От беспомощности. У нее по факту муж и любовник, но когда ей нужна поддержка, никого нет рядом. Как так?
И тут Ксюша увидела визитку. Всю из себя шикарную, золотом тисненную. Ее Аркаша оставил. Значит, был тут. Если бы передал в машине, Валентина оставила бы ее в кармане и забыла. Может, это он играл на скрипке вчера? А мама слушала?
Ксюша не стала больше ломать голову и позвонила Яворскому. Если кто-то и озаботится так же сильно судьбой Валентины, как и она, то точно Аркаша. Ксюша знала, что он с детства был в нее влюблен, но, в отличие от остальных «птенчиков», пронес свое чувство через годы. Вчера она в этом убедилась!
Глава 5
Майя не любила Россию. Русских — да, милейшие люди. А саму страну нет. Поэтому приезжала редко, а находясь в России, нервничала. Ей казалось, что в любой момент может произойти что-то из ряда вон выходящее. Она была знакома с историей государства Российского, новой и старой, и она ее пугала. Казалось, что спокойно страна не живет вовсе. Как говорят сами русские, постоянно то понос, то золотуха. Если не революция, то война, не кризис, так санкции, вместо свободы слова и перенятой от Европы толерантности — цензура и гомофобия.
Но, несмотря на страхи, Майя в Россию наведывалась. Только Аркадий об этом не знал. Как и о том, что она понимает его родной язык. Отец девушки, Гия, грузин из Тбилиси, родился в СССР. Он ходил в русскую школу, поскольку его бабушка работала в ней завучем, носил пионерский галстук и даже был принят в комсомольскую организацию. Но когда ему исполнилось двадцать, Союз начал разваливаться. Все летело в тартарары. Народ бежал из Грузии в надежде найти место, где можно просто нормально жить, и Гия с двоюродным братом отправился в Турцию. До Стамбула от Тбилиси на автобусе сутки ехать. Они и рванули. Потом перебрались в Болгарию, затем в Грецию, пока не обосновались в Испании.
Майя не знала точно, чем отец занимался. Но очевидно, что вещами криминальными. Мама вышла замуж за Гиорги Абаладзе против воли семьи. Он виделся ее предкам сомнительным типом, и они настоятельно рекомендовали девушке держаться подальше от него. Но запретная любовь так сладка. Юная балерина Ирида (у древних греков богиня радуги) не желала никого, кроме своего Гии. И ребенка она родила вскоре, потому что он просил. Желал, конечно, наследника. Мальчика. Имя заранее дал — Давид. Не греческое, еврейское. Но означает «любимый». Ирида решила идти против семьи до конца и назвать сына Давидом. Но родилась дочь. Гия разочаровался. И даже ушел из семьи на какое-то время. Поэтому имя малышке давали греческие родственники.
Но Гия вернулся. И так полюбил дочурку свою, что никого не хотел более. Когда Ирида предлагала завести еще одного ребенка, и это мог быть мальчик, Давид, Гия говорил — не надо, у меня есть моя Майя. Не хотел брать ответственность еще за одного, понятно. И квартирка у них маленькая была — еще одна кроватка не поместилась бы. Но кому есть дело до объективных причин?
Отец подался в бега, когда Майе исполнилось четырнадцать. Напомнил о себе через два года. Связался именно с дочерью — не с женой. До Ириды ему давно не было дела. Он жил с ней только ради дочери. Но когда запахло жареным (это выражение Майя знала), Гия свалил из Испании. И проделал обратный путь: Греция-Болгария-Турция. Только на сей раз на перемещение ушло больше времени. И в Грузию Гия не вернулся, а осел в России. Два года назад он обосновался в Москве. Нелегально. Майя трижды к нему прилетала. Просто чтобы повидаться.
Вчера состоялся четвертый визит. В Москву Майя прилетела примерно в то же время, что и Аркаша. Он из Цюриха, она из Барселоны. Она знала, что может столкнуться с женихом, поэтому ходила с оглядкой. Их встречи с отцом были тайной для всех. Гия Абаладзе находился в международном розыске. Если бы Аркадий узнал о том, что его невеста имеет контакты с преступником… кто знает, как бы он поступил. Как русские говорят — настучал бы? Этого тоже не стоило исключать. Но даже если нет, замучил бы нравоучениями. Майе легче было скрыть. Поэтому она ничего не сказала и просто полетела. А в Домодедово вела себя осторожно. Благодаря этому смогла скрыться от глаз Яворского. А вот сама она увидела и Аркадия, и его друзей. Более того, слышала их разговор, благо по-русски понимала отлично, только говорила так себе.
С отцом она встретилась ненадолго. Он хворал в последнее время, и сил на то, чтобы держаться молодцом, у него не было. Деньги, что привезла Майя, взял без разговоров. А раньше отказывался. Да еще оскорблялся, когда дочь предлагала их. Говорил, не нуждается. На первый взгляд это было на самом деле так. Гия жил в хорошей квартире, был дорого одет и водил дочь в ресторан в центре. Но Майя знала слово «понты». А еще заметила, что во второй комнате вещи другого человека. Ее отец, которому было под шестьдесят, снимал жилье еще с кем-то. И машины у него не было. А куртка с чужого плеча. Зато в ресторане столько заказывает, что не съесть. Понты. И не русские — грузинские. Гия сам говорил, что в Тбилиси, если стол не ломится, считай, пустой. Позор тому, кто накрыл такой.
В этот раз Майю в ресторан не повели. Усадили за кухонный стол, но опять же изобилующий угощением, заказанным где-то. Она почти не ела, Гия тоже. И поговорили совсем мало, оба устали. Поспав, Майя собиралась вернуться в Европу. В какую страну именно, не решила. Но думала, в Цюрих, где у Аркадия имелась квартира, а у нее ключ от нее. Поэтому она утром ему и позвонила, чтобы спросить, когда Яворский намерен покинуть Россию.
И тут… Нежданчик? Кажется, есть такое сленговое слово? Майя слышала его от отца, который общался с дочкой именно по-русски.
