– Да, Нина не такая, как все. Они с Ричи двойняшки, но всегда были полной противоположностью. Он шумный, а она тихая.
Я вспоминаю, как её взгляд из застенчивого и нервного мгновенно становился восторженным.
– Двойняшки? Неужели?
Эндрю пожимает плечами:
– Да уж, никогда не встречал двух человек, так не похожих друг на друга. Трудно представить, что первые девять месяцев они прожили в одном животе!
Я смеюсь над его словами. Наверное, в животе Ричи занимал всё пространство, а Нина на него смотрела.
– Надеюсь, она на меня не обиделась. Просто она удивила меня своими кладбищенскими штуками.
– Да нет, что ты! Скорее всего, она даже обрадовалась, что ты не посмеялась над ней.
– Надеюсь, ты прав. И… э-э-э… Извини за Кэссиди.
– За что ты извиняешься? – спрашивает парень, держась за дверную ручку раздевалки.
Я кидаю взгляд на веснушки на его щеках и носу. Сейчас они выделяются не так сильно, как утром, когда он стоял на солнце. Но они всё ещё там. Всё так же похожи на Млечный Путь.
– Не знаю. Мне показалось, что я её чем-то огорчила. Может быть, ей что-то во мне не понравилось.
– Да она совсем тебя не знает, Тесса.
– Да, но…
Эндрю качает головой в ответ:
– Не стоит. Кэссиди милая. Я ручаюсь. Не знаю, почему она так странно себя ведёт, но точно могу сказать, что не из-за тебя.
«Но почему я чувствую, что это не так?» – спрашиваю я про себя. Кэссиди так реагировала на меня в столовой, как люди не реагируют на новенькую, на девчонку, которую совсем не знают. Примерно так моя мама относилась к той или иной рекламе. Она была раздражена.
– Как ты думаешь, она расскажет Ричи? Ну, я имею в виду, расскажет ли о том, что её так беспокоит.
Я задерживаю дыхание, надеясь услышать положительный ответ. Я не то чтобы помешалась и мечтаю заставить Кэссиди полюбить меня. Просто мне хочется, чтобы в школе у меня было всё хорошо. У меня и так уже есть дом с привидениями. Для полного счастья не хватало ещё какой-то противной девчонки рядом.
Эндрю пожимает плечами:
– Может быть. Они довольно близкие друзья. Оба, знаешь ли, зубрилы.
Зубрилы? Я несколько растеряна.
– Что ты хочешь сказать?
– Ну, я про то, что они оба очень увлечены точными науками. Они даже после уроков ходят в научный клуб. Собираются раз в неделю.
Интересно. Это вселяет в меня надежду. Если Ричи и Кэссиди в одном клубе, то есть шанс, что она ему доверит свои тайны. Расскажет, отчего она так расстроена и не из-за меня ли это.
– Нам пора переодеваться. Увидимся после урока? – с надеждой спрашивает Эндрю, и я киваю в ответ.
Мне уже кажется, что без него я бы этот первый школьный день не пережила. Без него и его веснушек.
* * *
Входная дверь с шумом распахивается, открывая вид на аккуратный ряд коробок в нашей гостиной – на том месте, где прежде они возвышались огромной горой. Я снимаю куртку и сбрасываю с плеч рюкзак.
– Ну что, всё прошло не так уж плохо, да? – спрашивает папа, закрывая дверь и кидая ключи от машины на маленький круглый столик. Это наш столик для разного хлама. Он приехал с нами из Флориды. Мамин друг, художник, вырезал его из цельного куска дерева, и с тех пор мы с ним не расстаёмся.
– Плохо не было. Было… непривычно, – отвечаю я, вспоминая, что единственным неприятным моментом стало знакомство с Кэссиди и мой неуместный рассказ про дом с привидениями.
Папа обнимает меня и притягивает к себе:
– Всё наладится, Тесса. Просто потерпи.
Грохот на кухне привлекает наше внимание, и папа спешит туда. В тот момент, когда он исчезает за дверью, поток холодного воздуха бьёт мне в спину. Я оборачиваюсь и вижу, что входная дверь распахнута.
Я нерешительно заглядываю в прихожую. Она пуста.
* * *
Я несколько секунд изумлённо гляжу в окно на тротуар. Я хорошо помню, что, когда мы вошли в дом, папа закрыл дверь. И отчётливо слышала щелчок замка. Так почему же дверь снова открыта?
– Тесса, можешь подойти? – зовёт меня папа из кухни.
Я запираю дверь и пару раз оглядываюсь, проверяя, что она действительно закрыта. Начинается! Я это чувствую. На кухне светло, вдоль шкафов развешена посуда. Лопаточки, ножи блестят на свету. Мама сидит на полу и яростно роется в коробке. Её волнистые волосы выбились из пучка и прилипли к вспотевшей шее.
– Отлично, помощь подоспела вовремя. Тесса, ты не видела мои акварельные краски? – с надеждой в голосе спрашивает мама.
Я качаю головой.
– Нет. Но с какой стати им быть в кухонном ящике?
– Конечно, их здесь не должно быть, – вздыхает мама, явно уставшая и расстроенная. – Здесь я ищу потому, что везде уже проверила. Они такие дорогие. Боюсь, они потерялись!
Папа кладёт ей руку на плечо и нежно улыбается:
– Я уверен, они где-то лежат, Лили. Если надо, мы разделимся и поищем вместе.
– У тебя дедлайн? – спрашиваю я. Иногда у мамы заказывали картину к определённому сроку. Было бы ужасно, если краски вдруг бесследно пропали…
Мама хватается за край стола и поднимается на ноги. Даже взволнованная, она чудесно выглядит. Яркие голубые глаза, вьющиеся волосы, румяные щёки – у меня самая красивая мама на свете.
– Слава богу, нет. Я закончила все проекты ещё во Флориде, перед отъездом. – Она в последний раз окидывает взглядом комнату. – Уверена, они скоро найдутся.
Я тоже осматриваю комнату, отмечая, что в ней всё ещё громоздятся коробки.
– Ты уверена, что краски не в этих коробках?
– Уверена, – отвечает мама, убирая с глаз прядь волос. – Всё остальное на месте. Кисточки, холсты. Даже запасные кисти! – Она поднимает куцую кисточку и помахивает ею в воздухе. Мама выглядит смущённой.
Я снимаю крышку с ближайшей коробки и заглядываю внутрь. Она заполнена посудой. У мамы около сотни кюветок с акварелью. Как они могли просто взять и исчезнуть?
– Ну, они не могли пропасть, – уверенно говорит папа. – Переезды сводят с ума. Наверное, завалились куда-то.
Да, в тот прямоугольник, который нарисован в моём альбоме.
В комнату вбегает Джон, волоча за собой Рено.
– Можно мне пакетик сока?
– Привет, малыш! – Папа подхватывает Джона на руки и поправляет Рено глаз. – Ну, как прошёл твой день, хорошо?
– Да. Только привидения украли мамины краски, – говорит Джон.
Папа смотрит на маму, и его лицо вытягивается. Она закрывает глаза, потом снова открывает, с грустью качая головой:
