Он опять настораживается.
Рейнольдс напоминает ему о серьезности преступления на свой манер:
– Нам насрать, если ты в нарушение правил продавал алкоголь пьяному, Хэл. Мы расследуем убийство копа.
– Да, выпили они немало.
Я размышляю, пытаюсь связать концы с концами.
– Да, и еще, – добавляет Хэл. – Ее звали не Маура. Я что говорю: она назвалась другим именем.
– Каким? – спрашивает Рейнольдс.
– Дейзи.
Рейнольдс смотрит на меня с озабоченностью, которую я нахожу странным образом трогательной.
– Все в порядке?
Я знаю, что она думает. Моя великая любовь, которой я был одержим прошедшие пятнадцать лет, ошивается в этом сортире, называется вымышленным именем, уходит с незнакомым человеком. Смрад этого заведения начинает меня доставать. Я встаю, благодарю Хэла и спешу к выходу. Выхожу на ту самую парковку, которую видел на записи. Вдыхаю свежий воздух. Но я здесь не для этого.
Я смотрю туда, где стояла арендованная машина.
Рейнольдс подходит ко мне сзади.
– Мысли?
– Этот тип открыл ей дверцу.
– И что?
– Ноги у него не заплетались. Он не возился полчаса с ключами. Не забыл о джентльменских манерах.
– Повторяю: и что?
– Ты видела, как он выехал отсюда?
– Видела.
– Ни вихляний, ни резких остановок, ни рывков.
– Это лишено смысла.
Я иду по дороге.
– Ты куда? – спрашивает она.
Я не останавливаюсь. Рейнольдс шагает следом.
– Далеко до того поворота?
Она задумывается, потому что, как мне кажется, начинает понимать, к чему я клоню.
– Второй направо.
Я почти так и предполагал. Прогулка от бара занимает не больше пяти минут. На месте убийства я поворачиваюсь в сторону бара, потом смотрю на очерченный мелом силуэт – там лежал Рекс.
Я не вижу в этом смысла. Пока. Но уже приближаюсь к пониманию.
– Рекс остановил их почти сразу же, – говорю я.
– Может, он приглядывал за баром.
– Если мы посмотрим видеозапись, то наверняка увидим, как из бара вываливаются гораздо более пьяные ребята, – продолжаю я. – Так почему они?
Рейнольдс пожимает плечами:
– Может, остальные были местными. А у этого номера прокатной компании.
– Прищучить чужака?
– Именно.
– А этим чужаком в машине оказывается девушка, которую Рекс знал по школе.
Ветер усиливается. Несколько выбившихся прядей падают Рейнольдс на лицо. Она убирает их.
– Я сталкивалась и не с такими совпадениями.
– И я тоже.
Но тут не совпадение. Я пытаюсь вообразить это. Начинаю с того, что мне известно, – Маура и пожилой человек в баре, они выходят, он придерживает для нее дверцу, они уезжают, Рекс их останавливает.
– Нап?
– Мне нужно, чтобы ты нашла кое-что, – говорю я.
Глава шестая
Запись с камеры видеонаблюдения в прокатной компании более высокого качества. Я молча просматриваю запись. Типичный случай – и эта камера установлена слишком высоко. Всем плохим ребятам это известно, и они предпринимают простые меры противодействия. В данном случае человек с украденными документами на имя Дейла Миллера заявился в бейсбольной шапочке, надвинутой на лоб. Он наклоняет вперед голову, отчего разглядеть его лицо практически невозможно. Может быть, только конец бороды и вижу. Он прихрамывает.
– Профессионал, – сообщаю я Рейнольдс.
– В смысле?
– Шапочка почти на носу, голова опущена, притворная хромота.
– С чего ты взял, что хромота притворная?
– С того же, с чего я узнал походку Мауры. Походка может быть легко узнаваемой. Какой наилучший способ исказить свою походку и заострить внимание на чем-то не имеющем смысла?
– Начать прихрамывать, – соглашается Рейнольдс.
Мы выходим из хибарки, в которой располагается офис, на прохладный ночной воздух. Я вижу вдали человека, закуривающего сигарету. Он поднимает голову, выдыхает облачко дыма – точно как мой отец. После смерти отца я начал курить и дымил больше года. Знаю, это идиотизм. Отец умер от рака легких, а курил всю жизнь, тем не менее я отреагировал на его жуткую смерть именно тем, что начал курить. Я любил выходить на воздух с сигаретой, как этот человек. Может быть, это мне и нравилось: когда я закуривал, люди держались от меня подальше.
– С возрастом тоже не ясно, – продолжаю я. – Длинные волосы и борода могут быть маскировкой. Нередко преступник выдает себя за старика, чтобы его недооценивали. Рекс останавливает машину для проверки, видит старика, отключает осторожность.
Рейнольдс кивает:
– Я еще отдам пленку на покадровый просмотр, – может, найдут что-нибудь более четкое.
– Ясно.
– У тебя есть гипотеза, Нап?
– Не совсем.
– И все же?
Я вижу, как человек глубоко затягивается, выпускает дым через ноздри. Я теперь франкофил: вино, сыр, быстрая речь – полный комплект, что, возможно, объясняет, почему мой курительный период был таким коротким. Французские сигареты. Много. Конечно, я естественным образом пришел к франкофилизму – изобретенное мной словечко, – я ведь родился в Марселе и первые восемь лет жизни провел в Лионе. Для меня это не показуха, как у всяких мудаков, которые ничего не понимают в вине, но отчего-то не могут обходиться без специального контейнера для переноски бутылок, а с извлеченной из горлышка пробкой обращаются, как с языком любовницы.
– Нап?
– Ты веришь в прозрения, Рейнольдс? В интуицию у копа?
– Ни хрена не верю, – отвечает Рейнольдс. – Все идиотские ошибки, которые совершает коп, происходят оттого, – она показывает кавычки пальцами, – что он полагается на «прозрения» и «интуицию».
Мне нравится Рейнольдс. Очень нравится.
– Именно это я и имел в виду.
День был долгий. У меня такое ощущение, что я отдубасил Трея битой месяц назад. Я дожигал остатки адреналина, а теперь выдохся. Но, как я уже сказал, мне нравится Рейнольдс. Может быть, я в долгу перед ней. И я решаю – почему нет?
– У меня был брат-близнец. Его звали Лео.
Она ждет.
– Слышала что-нибудь об этом? – спрашиваю я.
– Нет. А должна была?
Я качаю головой:
– У Лео была подружка, ее звали Дайана Стайлс. Мы все выросли в Вестбридже, откуда вы меня привезли.
