А через две недели вас обоих не стало.
Я снова вглядываюсь в фотографию, на которой мы вчетвером. На снимке уже наступила темнота. Другие посетители парка толкутся за нашими спинами. Мы все, вероятно, устали, день был долгий. Маура сидит у меня на коленях, наши тела буквально сплелись, как могут сплетаться тела только влюбленных тинейджеров. Ты сидишь рядом с Дайаной. Она не улыбается. У тебя вид такой, будто ты обкурился. Глаза стеклянные и мутные. И еще вид у тебя… может, обеспокоенный. Я тогда этого не заметил. У меня были свои дела: Маура, хоккей, поступление в первоклассный колледж. Я не сомневался, что судьба позаботится о моем прекрасном будущем, хотя никаких особых планов, никаких представлений о том, кем я хочу стать, у меня не было. Я знал только, что меня ждет огромный успех.
Раздается звонок.
Кладу фотографии на место и поднимаюсь. Но потолок тут слишком низкий. Я пригибаюсь и иду к чердачному люку. Спускаюсь по лестнице, звонок опять зовет меня. Потом еще раз. Кто-то нетерпеливый.
– Иду! – кричу я.
Я сбегаю вниз и в окне вижу, что это мой одноклассник Дэвид Рейнив. На нем шикарный деловой костюм – наверняка его шили не для простого смертного. Я открываю дверь. У Дэвида серое помятое лицо, хотя галстук от «Эрмес» завязан идеальным узлом.
– Я слышал про Хэнка.
Я не даю себе труда спросить у него, откуда он знает. Старая пословица о том, что плохие новости распространяются быстро, никогда не была такой точной, как в век Интернета.
– Это правда?
– Я не могу распространяться об этом.
– Говорят, его нашли повешенным на дереве.
Скорбь исказила лицо Дэвида. Я помню, как он хотел помочь, когда я спросил про Хэнка на баскетбольной площадке. Не имеет смысла быть говнюком сейчас.
– Сочувствую твоей утрате.
– Хэнк повесился или его убили? – спрашивает Дэвид.
Я собираюсь повторить, что не имею права говорить об этом, но вижу на его лице странное отчаяние. И я думаю: возможно, он пришел сюда не только из-за страшного известия. Он что-то знает.
– Его убили, – отвечаю я.
Дэвид закрывает глаза.
– Тебе об этом что-нибудь известно? – спрашиваю я.
Его глаза все еще закрыты.
– Дэвид?
– Я не уверен, – произносит он наконец. – Но возможно, что известно.
Глава девятнадцатая
Рейнивы живут в дальнем конце фешенебельного тупичка в одном из огромных безвкусных особняков с домашним бассейном, бальным залом, восемью сотнями ванных и миллионом квадратных футов бесполезного пространства. Все в этом доме кричит о том, что хозяева – нувориши. Въездные ворота представляют собой вычурную скульптуру, изображающую детей, которые запускают воздушного змея. Дом жаждет казаться слишком старым, однако выглядит слишком новым. Все это вымученное, выстраданное и безвкусное. Заметьте, с моей точки зрения. Ну а с Дэвидом мы знакомы давно. Он всегда был хорошим парнем. Щедрый благотворитель. Отдает городу много энергии и времени. Я видел Дэвида с его детьми. Он не из тех позеров, которые устраивают целое шоу где-нибудь в молле или парке, выставляя себя заботливыми отцами, и ты начинаешь думать: «Надо же, какие бывают папочки!» – хотя на самом деле это спектакль на публику. Дэвид не из таких. Но самое главное, я вижу теперь его опрокинутое лицо и вспоминаю, как он рассказывал историю своей дружбы с Хэнком. Преданность такого рода характерна для настоящего мужчины. Ну не нравится мне дом Рейнивов, у меня вкусы не такие, как у Дэвида или его жены. Да какое мое дело, черт побери?! Надо думать о своем доме. И не судить других.
Мы заезжаем в гараж размерами со спортивный зал колледжа – опять я придираюсь? – и останавливаемся. Дэвид ведет меня через боковую дверь и вниз – в некоторых домах это называют подвалом, но здесь есть зал и винный погреб, так что нужно подыскивать новое название. Может быть, нижний уровень? Дэвид заходит в небольшую комнату, щелкает выключателем. В дальнем правом углу стоит старомодный, высотой в четыре фута сейф с большим циферблатом.
– Не ты ведешь дело? – Дэвид уже в третий раз задает этот вопрос.
– Нет. А почему это так важно?
Он наклоняется и начинает манипулировать с циферблатом.
– Хэнк просил меня сохранить кое-что для него.
– Недавно?
– Давно. Лет восемь-девять назад. Он сказал: если его когда-нибудь убьют, я должен найти способ передать это человеку, которому я доверяю. Он предупреждал, что я не должен отдавать это кому-нибудь из полиции или человеку, участвующему в расследовании. – Дэвид поворачивается ко мне. – Ты понимаешь мою ситуацию?
Я киваю:
– Но я из полиции.
– Верно. Но, как я сказал, это было восемь-девять лет назад. Хэнк уже и тогда сильно съехал с катушек. Я решил, за этим ничего нет, бред больного мозга. Но он проявил большую настойчивость. И я пообещал ему, что если его когда-нибудь убьют, то я поступлю с ним по справедливости. Я никогда не задумывался о том, что это значит, – понимаешь, считал его слова пустой болтовней. Вот только теперь…
Дэвид делает последний поворот диска. Я слышу щелчок. Он берется за ручку и одновременно оборачивается, поднимая на меня взгляд.
– Я тебе доверяю, Нап. Ты из полиции, но, по-моему, Хэнк не возражал бы против того, что я передаю это тебе.
Он открывает сейф, где-то в глубине перебирает его содержимое – я не подглядываю – и вытаскивает видеокассету. Меня словно шлепнули по лицу. Дежавю! Пленка перематывается назад – прости за игру слов, Лео. Я помню, как отец купил тебе в десятом классе камкордер «Кэнон ПВ-1». Ты чуть с ума не сошел от радости. Некоторое время ты снимал все подряд. Ты захотел стать режиссером. Говорил и говорил о документальном кино. От этой мысли я снова чувствую боль.
Кассета, которую передает мне Дэвид, в красном пластиковом футляре, на нем написано: «Макселл, 60 минут» – точно такими и ты пользовался. Конечно, не ты единственный в те дни пользовался кассетами «Макселл». Они продавались повсюду. Но увидеть такую кассету по прошествии стольких лет…
– Ты ее смотрел? – спрашиваю я.
– Он просил меня не смотреть.
– И ты даже не представляешь, что на ней?
– Ни малейшего понятия. Хэнк просил меня сохранить ее.
Я смотрю на кассету еще секунду.
– Может, она не имеет никакого отношения к делу, – говорит Дэвид. – Я хочу сказать – я слышал об этом ролике про то, как он обнажается.
– Это была ложь.
– Ложь? Кому понадобилось так его оболгать, черт побери?!
Дэвид – друг Хэнка. Я в долгу перед ним. Я вкратце рассказываю ему про идиотские мотивы Сюзанны Хэнсон. Дэвид кивает, закрывает сейф, поворачивая диск.
– У тебя нет ничего, на чем бы это можно было посмотреть? – спрашиваю я.
