– Но ты ведь не говоришь мне всего, разве нет, Нап?
– Конечно все!
– Вранье! – Голос Элли звучит как внезапный крик-шепот – так говорят взрослые, когда сердиты, но не хотят разбудить детей. – Ты многое скрываешь от меня. – Что-то мелькает в ее глазах. – Ты не хочешь сказать мне про Трея?
У меня чуть не срывается с языка: «Про кого?» Вот настолько я поглощен этим расследованием, возможностью узнать правду о той ночи, мыслью, что меня предала – кто бы мог подумать? – та самая женщина, которая близка мне, как никто другой. Но тут я, конечно, вспоминаю бейсбольную биту и избиение.
Элли сверлит меня взглядом.
– Я тебе не лгал, – говорю я.
– Ты мне просто не сказал.
Я молчу.
– Ты думаешь, я не знаю, что это ты отправил Трея в больницу?
– Это не имеет к тебе никакого отношения, – отвечаю я.
– Я сообщница.
– Нет. Это целиком моя ответственность.
– Неужели ты настолько толстокож? Между добром и злом есть черта, Нап. Ты перетащил меня через нее. Ты нарушил закон.
– Чтобы наказать мерзавца. Чтобы помочь жертве. Разве не это все мы должны делать?
Элли качает головой, я вижу, как краска злости проступает на ее щеках.
– Ты совсем не врубаешься? Когда приходит полиция, они сразу понимают: между искалеченным мужчиной и избитой женщиной может быть связь. И мне приходится лгать им. Ты считаешь, это правильно? Так что, нравится тебе или нет, но я сообщница. Ты втянул меня в это, и тебе не хватает порядочности сказать мне правду.
– Я думаю прежде всего о твоей безопасности.
– Ты уверен, что так оно и есть, Нап? – снова качает головой Элли.
– О чем ты говоришь?
– Может быть, ты меня не предупредил, потому что я бы тебя остановила. Или потому, что знал: ты поступаешь плохо. Я открыла приют для того, чтобы помогать пострадавшим, а не устраивать самосуд над теми, кто стал причиной их страдания.
– Ты тут ни при чем, – повторяю я. – Решения принимаю я.
– Мы все принимаем решения. – Ее голос звучит теперь тише. – Ты принял решение: Трей заслуживает избиения. Я приняла решение сдержать слово, которое дала Мауре.
Я мотаю головой, а мой телефон звонит снова. Опять Оги.
– Ты не можешь скрывать это от меня, Элли!
– Забудем об этом, – бросает она.
– Что?
– Ты не сказал мне о Трее, чтобы защитить меня.
– И?..
– И может быть, я делаю то же для тебя.
Телефон продолжает звонить. Я должен ответить. Я подношу трубку к уху, а Элли садится в машину. Я хочу помешать ей, но тут замечаю, что в дверях стоит Боб и наблюдает за мной с недоуменным выражением лица.
Придется подождать.
– Что?! – кричу я в телефон.
– Я наконец связался с Энди Ривзом, – сообщает мне Оги.
«Сельскохозяйственный» командир военной базы.
– Ну?
– Ты знаешь таверну «Ржавый гвоздь»?
– Это такой дешевый бар в Хакенсаке?
– Прежде был такой. Он будет ждать тебя там через час.
Глава двадцатая
Я делаю копию видео самым нетехнологичным, зато самым простым способом. Просто проигрываю пленку на маленьком экране камеры и включаю запись на моем смартфоне. Качество не такое ужасное, как я опасался, но и никаких кинематографических призов я за это не получу. Загружаю копию видео на мое «облако», а потом для гарантии отправляю копию на один из моих электронных адресов.
Послать ли копию еще кому-нибудь – для вящей надежности?
Вопрос только – кому? Может быть, Дэвиду Рейниву, но вдруг его выследят? Да, я чрезмерно осторожен и не хочу подвергать его опасности. Элли я не могу отправить копию по той же причине. Кроме того, я должен все обдумать. Мне необходимо решить, каким будет мой следующий шаг.
Очевидный ответ – Оги, но опять же: хочу ли я отправить на его компьютер копию без всякого предостережения?
Я звоню Оги.
– Ты еще не в «Ржавом гвозде»? – спрашивает Оги.
– Еду. Я посылаю вам видео.
Я рассказываю ему о приходе ко мне Дэвида Рейнива и все остальное. Оги молчит. Я заканчиваю, спрашиваю, слышит ли он меня.
– Не отправляй мне на работу, – предупреждает он.
– Хорошо.
– У тебя есть адрес моего личного ящика?
– Есть.
– Отправь туда. – Наступает долгая пауза, потом Оги откашливается и спрашивает: – Дайана… ты сказал: ее нет на пленке?
Я всегда слышу изменения в его голосе, когда он произносит имя Дайаны. Я потерял тебя, Лео. Брата. Близнеца. Ужасно, конечно. Но Оги потерял единственного ребенка. Каждый раз, когда он произносит имя Дайаны, голос его мучительно хрипит, словно кто-то молотит его кулаками, когда он говорит. Каждый слог отзывается новой болью.
– Я не видел и не слышал Дайаны, – отвечаю я. – Но качество пленки оставляет желать лучшего. Может, вы найдете что-то, чего не заметил я.
– Я по-прежнему думаю, что ты идешь ложным путем.
Я несколько секунд размышляю над его словами.
– И я тоже.
– И что?
– Выбора у меня сейчас нет. Поэтому я останусь на этом пути, посмотрю, куда он выведет.
– Похоже на план.
– Хотя и не лучший.
– Да, не лучший, – соглашается Оги.
– Что вы сказали Энди Ривзу? – спрашиваю я.
– О тебе?
– О причинах моего желания встретиться.
– Ни слова. А что я мог сказать? Я и сам не знаю.
– Это часть моего плана, – говорю я. – Того, что не лучший.
– Но лучше, чем вообще никакого, наверное. Я посмотрю запись. Позвоню тебе, если увижу что-нибудь.
«Ржавый гвоздь» отремонтировали – покрыли виниловым сайдингом кедрового оттенка, поставили красного цвета дверь. Я паркуюсь. Слева и справа – желтый «форд-мустанг» с номером «чердер-слоко» и некий гибрид автобуса и фургона, с надписью на борту: «Дом престарелых округа Берген». Не знаю, что имел в виду Оги, когда говорил, что заведение прежде было дешевым баром. Снаружи он, на мой взгляд, таким и остался. Единственное изменение, которое я замечаю, – это длинный пандус для кресел-каталок. Раньше его не было. Я поднимаюсь по ступенькам, открываю тяжелую красную дверь.
Первое, что бросается в глаза: клиенты заведения – в возрасте.
В весьма солидном возрасте. По моей прикидке, в среднем около восьмидесяти. Вероятно, их привезли из дома престарелых. Занятно. Старики совершают коллективные вылазки в супермаркеты, на ипподромы, в казино.
