Он трет лицо. А когда снова поднимает на меня взгляд, я вижу его красные глаза.
– Ты сказал, что Маура винит себя за то, что она побежала к ограде.
– Частично – да.
– Может быть, она сказала, что их смерть – ее вина.
– Она не виновата.
– Но она так чувствует, верно? Потому что, если бы она не напилась и не накурилась, если бы не побежала… она тебе так сказала?
– Вы к чему клоните? – спрашиваю я.
– Ты хочешь наказать Мауру?
– Что происходит, Оги? – Я смотрю ему в глаза.
– Хочешь?
– Нет, конечно.
– Хотя она, возможно, отчасти виновата?
– Она не виновата.
Он откидывается на спинку.
– Маура сказала тебе о больших ярких прожекторах. Обо всем этом шуме. Может быть, ты теперь спрашиваешь себя, почему никто об этом не сообщил?
– Да.
– Ты ведь знаешь это место. Недалеко от базы жили Мейеры. В том тупичке. А еще Карлино и Браннумы.
– Постойте… – Теперь я понимаю. – Вы получили вызов?
Оги отворачивается.
– Доди Мейер сообщила: на базе что-то происходит. Сказала о прожекторах. Она решила… решила, что, наверное, кто-то из ребят проник на базу и включил прожекторы, принялся палить из хлопушек.
Я чувствую, как у меня в груди образуется маленький камушек.
– И что сделали вы, Оги?
– Я был у себя в кабинете. Диспетчер спросил, не хочу ли я выехать на вызов. Было поздно. Другая патрульная машина уехала улаживать какие-то беспорядки. И я согласился.
– И что случилось?
– Когда я приехал, прожекторы уже погасли. Я увидел… увидел грузовичок у ворот. Он был готов к отъезду. Сзади кузов был укрыт брезентом. Я нажал кнопку звонка у ворот. Вышел Энди Ривз. Было поздно, но я не стал спрашивать, почему так много людей из Министерства сельского хозяйства все еще на работе. То, что ты сказал о секретной тюрьме, – меня это не удивило. Я не знал точно, что там происходит, но все еще глупо доверял моему правительству, считал, что оно ведет себя правильно. И вот Энди Ривз подходит к воротам. Я говорю ему о вызове.
– И что он отвечает?
– Что олень повредил ограду. Это и привело в действие тревогу и огни. Он сказал, что один из охранников запаниковал, открыл огонь. Отсюда и шум. Он сказал, что охранник убил оленя, показал на брезент на кузове пикапа.
– И вы поверили?
– Не знаю. Не вполне. Но место было засекреченное, принадлежало правительству. И я оставил все как есть.
– А что вы сделали потом?
Теперь его голос доносится откуда-то издали, словно Оги за тысячу миль отсюда.
– Я уехал домой. Моя смена закончилась. Лег в кровать, а несколько часов спустя… – Он движением плеч прогоняет остальные слова, но я не готов остановиться на этом месте.
– Вам позвонили насчет Дайаны и Лео.
Оги кивает. Глаза его теперь влажны.
– И вы не увидели связи?
Он думает.
– Может быть, не хотел видеть… Я вот спрашивал тебя, виновата ли Маура… Похожий случай – это не было моей виной. Может быть, я просто пытался оправдать собственную ошибку, но особой связи я не видел.
Звонит мой телефон. Я отмечаю время – 9:10 – еще до того, как прочитываю послание от Мьюз.
Я отправляю эсэмэску:
Я встаю. Оги смотрит в пол.
– Ты опоздал, – говорит он, не поднимая глаз. – Иди.
Я медлю. В некотором роде это все объясняет: скрытность Оги; его утверждение, что это несчастный случай из-за глупости двух накурившихся подростков; стену, которую он возвел вокруг себя. Его разум противился связи между убийством дочери и его приездом в ту ночь на базу, потому что тогда ему пришлось бы взвалить на себя громадную вину и, может быть, нести этот груз молча, не предпринимая ничего. Я иду к выходу, размышляя о словах Оги. Я обрушил на него все это, заставил пережить потрясение еще раз и думаю, не будет ли он теперь каждый вечер, закрывая глаза, видеть тот брезент на кузове пикапа и мучиться догадками: что там под ним? Или Оги и без меня подсознательно делал это? Неужели причина, по которой он принял наиболее очевидное объяснение смерти дочери, в том, что он не мог смириться с собственной маленькой ролью в случившейся трагедии?
Звонит мой телефон. Это Мьюз.
– Я почти у вас, – отвечаю я.
– Что вы сделали, черт побери?!
– А что случилось?
– Поспешите.
Глава тридцать первая
Офис прокурора округа Эссекс расположен на Маркет-стрит, в доме, который просто копирует здание суда. Я тут работаю, а потому хорошо знаю это здание. Здесь стоит постоянный гул – более трети уголовных дел штата расследуется в этом месте. Я вхожу внутрь, слышу незнакомое «динь» моего телефона и понимаю, что это работает новая программа Мауры. Читаю послание от нее:
Проехала еще раз. Копы нашли желтый «мустанг».
Это, конечно, плохо, но, прежде чем естественное развитие событий – о чем я говорил раньше – выведет их на меня, пройдет какое-то время. У меня еще есть какой-то запас. Может быть. Я отписываюсь:
Лорен Мьюз ждет меня у дверей. Такой взгляд, как у нее, может убить. Она невысокая женщина, но по обеим сторонам от нее стоят высокие мужчины в штатском. Тот из двоих, что моложе, худ и жилист, взгляд у него жесткий. У старшего – венец чересчур длинных волос над лысым кумполом. Его живот распирает рубашку, пуговицы которой грозят вырваться из петель. Когда мы входим во внешний офис, старший говорит:
– Я – специальный агент Рокдейл. А это специальный агент Кругер.
ФБР. Мы обмениваемся рукопожатиями. Кругер с силой сжимает мою ладонь, пытаясь с самого начала подавить меня. Я хмурюсь, глядя на него.
Теперь Рокдейл поворачивается к Мьюз и говорит:
– Спасибо за сотрудничество, мадам. Мы будем благодарны, если вы теперь оставите нас.
Мьюз это не нравится:
– Оставлю?
– Да, мадам.
– Это мой кабинет.
– И бюро ценит ваше сотрудничество, но нам и в самом деле необходимо поговорить с детективом Дюма с глазу на глаз.
– Нет! – протестую я.
Они смотрят на меня:
– Что?
– Я бы хотел, чтобы прокурор Мьюз присутствовала при моем допросе.
– Вы не подозреваетесь ни в каком преступлении, – уверяет агент Рокдейл.
