Это учишься игнорировать, иногда получать полезный опыт и, по большей части, считать раздражающей, но необходимой частью экосистемы, в которой обитаешь.
Но порой бывают и такие сообщения, как: «Спасибо, что поделились этим. Я думала, я одна такая». Это перевешивает все те снисходительно-презрительные комментарии настолько, что достаточно всего одного сообщения в пару недель или месяцев, чтобы получить моральную поддержку.
Реже такое общение из виртуального становится реальным. Когда Даниэль приехала ко мне на работу на наше кофейное свидание, у нее был подарок. Это был розово-фиолетовый шарф-хомут в технике «макраме». Я положила его на стол рядом с собой и любовалась им, поглаживала его во время нашей прекрасной беседы о планах, проектах, перспективах. Мне так давно никто ничего не вязал.
Это так разумно – ехать в лес со своими дровами, правда? Я считаю, что именно рукодельницы – те люди, которые умеют оценить подобные рукотворные подарки. Я ценю каждую петлю того шарфа, каждую минуту, которую она провела, превращая пряжу в подарок тому, кого она знала только через экран монитора. Я не была – и никогда не буду впредь – одинока.
Орудия труда
Тех, кто выражает желание научиться рукоделию, будь то вязание спицами или крючком, оказывается, больше всего пугает перспектива подбора необходимых инструментов.
«Получается, нужны эти… спицы?» – спрашивают они. Я отвечаю утвердительно и добавляю: «Ну, или крючок…» И вижу, как они испытывают облегчение. По крайней мере, они уже знают так много. Должно быть, остальное – пара пустяков. А потом приходится упоминать о размерах спиц (тонкие – для кружева и носков, средние – для свитеров, толстые – для шарфов и шапок, но при этом ничто не является непреложным и безоговорочным правилом, не терпящим исключений) и о материалах (дерево, алюминий, пластик), не говоря уж о разновидностях (прямые, круговые, двусторонние)… И собеседник снова в шоке, даже еще больше, чем раньше. Мне приходится объяснять и поддерживать: «Все в порядке! Это так же просто, как выбирать правильные ингредиенты для блюда в супермаркете. Да, огурцы и кабачки, может, и выглядят похоже на непросвещенный взгляд, но, как только поймешь разницу, можно сразу же начинать их готовить».
Иногда потенциальный ученик выслушивает и успокаивается на этом, но в большинстве случаев он балансирует между страхом и желанием начать, пока я не соглашусь сходить с ним в магазин.
И я понимаю это. Предполагается, что рукоделие – это простое, медитативное занятие, а потом вдруг возникают все эти факторы. Если бы кто-то попросил меня отбить мяч вместо игрока в бейсбольной команде или посидеть с ребенком, у меня возникли бы такие же затруднения при решении, что упаковать в сумку: ну, наверное, бейсбольную перчатку, так? Или подгузники? Но насколько большой должна быть перчатка и в каком возрасте детям уже не нужны подгузники, а потом-то что с этим всем делать? Честно говоря, само количество вещей, необходимых, чтобы выполнить даже самое простое задание, может быть ошеломляющим, иногда кажется настоящим чудом, что мы вообще пробуем делать нечто новое для себя.
К счастью, для поддержания постоянных рукодельных привычек достаточно всего несколько категорий. Начнем с сумки, потому что это легко узнаваемо большей частью гражданского населения. У большинства рукодельниц есть сумка, чтобы носить с собой Вяло Идущие Проекты (ВИПы) и складировать прочие прибамбасы. У некоторых таких сумок много – своя для каждого отдельного ВИПа, – но эти люди гораздо более организованны, чем я, скорее всего, они подают свои налоговые декларации прямо второго января. Большинство же, как я себе представляю, работают более беспорядочно: коробка, забитая другими коробками, к которым обращаются по мере необходимости, или непостижимое множество пластиковых пакетов, истыканных спицами трех разных размеров.
Вот мой вариант рукодельной сумки: в спешке выбегая из дома, я хватаю любую, если не могу запихать еще одну в свой уже битком набитый рюкзак.
Или когда проект особенно нежный и его нельзя поселять вместе с прочими вещами, которые я таскаю с собой (обычно это косметичка, очки, солнцезащитные очки, Game Boy, книга, зарядка для телефона, разная бижутерия, которую я однажды закинула в сумку, а потом решила, что она уж слишком-чересчур, и так никак и не соберусь убрать ее из внутреннего кармана, где она спуталась в один неразделимый медный шар; и половинка ксанакса, просто потому, что мне нравится знать, что она там). Когда я была помладше, я была известна благодаря своей сумке настолько, насколько можно стать известным благодаря чему угодно в коридорах начальной школы. Это была черная сумка из ткани, принтом разноцветного логотипа Музея современного искусства в Сан-Франциско, где я до сих пор так и не побывала, но где сейчас работает один из моих лучших друзей. (Мир – забавная штука в этом плане.) У моей сестры Морайи была такая же сумка, пока она не забыла ее в самолете, и это знаменовало собой окончание целой эпохи детства, когда Морайя была похожа на возмутительно очаровательного птенчика, словно отбившегося от актеров ремейка художественной школы из фильма «Площадка».
Но не внешний вид сумки вызывал усмешки моих одноклассников и доброжелательные улыбки учителей, а ее содержимое. Внутри я хранила разные книги, около шести или семи за раз, и потому, как только закачивала читать одну, было из чего выбрать следующую. Откуда мне знать, что захочется почитать через час, через два часа, за весь школьный день? Что, если финал книги, которой я дышала в настоящий момент, имел такой удивительный поворот, что вдохновил меня на перемены «здесь и сейчас»? Что, если по дороге домой мне захочется почитать детектив, а не фэнтези?
Даже в возрасте восьми лет мне была ненавистна мысль об ограничениях, невозможности самостоятельно решать, чего же я хочу в будущем?
Время от времени я расчищала в сумке место для вязания. Мне нравилось вязать, когда мы сидели кружком вокруг учителя, а он читал книги вслух. Руками делать все равно ничего не нужно, логически рассуждала я, так почему бы не позволить им делать то, что они хотят, пока мозг занят восприятием текста? Некоторые, например, мой чудесный учитель в пятом классе, с этим мирились, но не все; в третьем классе помощник учителя вызвал меня перед всем классом и приказал все убрать, потому что я должна была сосредоточиться на уроке. Мои щеки пылали, я думала только о том, как бы убежать из класса, но осталась, где была, и просто запихала свою пряжу глубоко в сумку.
Я не знала, будучи ребенком, смертельно боящимся нарваться на неприятности, как объяснить, что вязание наполовину готового шарфа помогало лучше сосредоточиться. Петельки удерживали меня от беспокойного ерзанья, от грызения ногтей, от накручивания прядей волос на палец и смотрения на часы. Они удерживали меня от рисования закорючек в блокнотах и на полях библиотечных книг. И, конечно же, они удерживали меня от того, чтобы взять книжку потоньше, из тех, что я с собой таскала, и вложить ее в учебник, что обычно и делала, когда заканчивала учить отрывок из урока, на котором и нужно было сосредоточиться. В моей сумке хранилось полдюжины крошечных обещаний, что мне никогда не будет скучно, что меня всегда поймут, даже когда тягомотина и дразнилки в школе слишком уж донимали.
