Не страшно ли мне стареть? – спросил я самого себя. Боюсь ли я этого?
– Признаться, я этого пока не ощущаю. Возможно, из уст человека, которому нет еще сорока, это прозвучит глупо, но у меня такое ощущение, будто жизнь только начинается.
Мэнсики улыбнулся.
– Отчего ж? Никакая это не глупость. Пожалуй, все так и есть – вы только начали жить.
– Мэнсики-сан, вот вы упоминали о генах – о том, что вы просто сосуд, чтобы принять набор генов и передать его следующему поколению. И если отбросить эту практическую функцию, вы сами – лишь горстка праха. Верно?
Мэнсики кивнул.
– Да, я так говорил.
– Однако разве вам не страшно, что вы сами – лишь горстка праха?
– Я – лишь горстка праха, но праха очень качественного, – ответил Мэнсики и улыбнулся. – Извините за дерзость, но можно даже сказать – исключительно выдающегося праха. По крайней мере, я наделен некими способностями – конечно же, ограниченными, но, несомненно, способностями. И пока я живу, живу я на полную катушку. Я хочу проверить предел своих возможностей. Скучать мне некогда. По мне, так лучший способ не ощущать страх и не бояться пустоты – это прежде всего не скучать.
Часов до восьми мы пили виски. Вскоре бутылка опустела – и Мэнсики выпал удобный случай попрощаться.
– Извините, что засиделся у вас допоздна, – сказал он. – Пора и честь знать.
Я вызвал по телефону такси. Достаточно было сказать:
– Дом Томохико Амады. – Томохико Амада – личность известная.
– Машина будет минут через пятнадцать, – ответил мне диспетчер. Я поблагодарил и повесил трубку.
Пока ждали такси, Мэнсики произнес таким тоном, будто доверял мне тайну:
– Я же вам уже сказал, что отец Мариэ Акигавы, так сказать, попал в лапы некоей религиозной организации?
Я кивнул.
– Это организация нового типа – и весьма сомнительного происхождения. Судя по информации в Интернете, с ней связан ряд нарушений общественного порядка. Несколько раз против них возбуждали гражданские процессы. Само учение – не пойми что, по мне – так это некий несерьезный суррогат, даже язык не поворачивается называть его религией. Однако нечего и говорить, господин Акигава волен верить, во что пожелает. Просто за несколько последних лет он влил в эту организацию немалые деньги, без разбора – свой капитал или деньги компании. Вначале у него имелся крупный капитал, но сейчас дела таковы, что живет он лишь за счет ежемесячной арендной платы арендаторов. Если не продавать землю или объекты, такой доход, само собой, ограничен. Но господин Акигава в последнее время продает направо и налево. Всем, кто это видит, очевидно, что симптомы это нездоровые. Он как тот осьминог, что поедает свои щупальца, чтобы выжить.
– То есть, фактически, его пожирает та организация?
– Именно. Точнее будет сказать – его обдирают как липку. Если они уж прикладываются к какой-то кормушке – выметают из нее все подчистую. Из своих благотворителей они выдаивают все до последней капли. Господин Акигава – элита местных деловых кругов, а при этом человек, мягко говоря, неосторожный.
– И вас это беспокоит.
Мэнсики вздохнул.
– Что будет с ним – его личное дело. Взрослый человек, он поступает по своему усмотрению. Но если пострадают ничего не подозревающие члены его семьи, это будет уже не просто разговор. Хотя кого интересуют мои опасения?
– Изучение реинкарнации, значит?
– Как гипотеза это вполне занимательно, – сказал Мэнсики и тихонько покачал головой.
Вскоре приехало такси. Перед тем, как усесться в машину, Мэнсики очень вежливо меня поблагодарил. Сколько бы он ни выпил, цвет лица и манеры не изменились у него ни на йоту.
40
Обознаться я не мог
Мэнсики уехал. Я почистил зубы и лег спать. Обычно я засыпаю быстро, а если к тому же пропустить стаканчик-другой виски, эта моя склонность лишь усиливается.
Но посреди ночи меня разбудил сильный шум. Вероятно, он действительно раздался, а может – почудился мне во сне. Не исключено, что воображаемый отзвук возник изнутри моего сознания. Во всяком случае, то был гулкий, сотрясающий землю грохот – такой силы, будто тело мое подбросило в воздух. Сам толчок мне не привиделся, и я его не вообразил. Я чуть не свалился от него с кровати и проснулся во мгновение ока.
Часы у изголовья показывали начало третьего. Раньше в это время обычно звенел бубенец. Однако теперь звона погремушки не было слышно. Дело шло к зиме, и насекомые давно угомонились. В доме царила глубокая тишина. Небо заволокли мрачные и густые тучи. Прислушавшись, можно было различить едва доносившийся посвист ветра.
Я на ощупь включил ночник, затем натянул поверх пижамы свитер и решил обойти весь дом. Может, что-то случилось. Например, в окно запрыгнул кабан. Или крышу дома пробил небольшой метеорит. И то, и другое маловероятно, но я счел, что дом лучше осмотреть, ведь мне доверили присматривать за ним. К тому же сна у меня теперь ни в одном глазу. Тело еще сотрясали повторные толчки, а сердце громко билось.
Зажигая свет в каждой комнате, я по очереди проверил все уголки дома и нигде ничего подозрительного не обнаружил. Все как обычно. Дом не такой уж и большой: случись что, вряд ли это ускользнуло бы от моих глаз. Я осмотрел все комнаты – последней оставалась мастерская. Распахнув дверь из гостиной в мастерскую, я зашел и собрался было протянуть руку к выключателю, но меня остановило нечто. Тихо, но отчетливо оно шепнуло мне на ухо: «А вот свет лучше не зажигать». Я так и поступил – отвел руку от выключателя, тихо затворил за собой дверь и, затаив дыхание, чтобы не слишком шуметь, стал вглядывался в темноту мастерской.
Мои глаза постепенно привыкали к темноте, и я понял, что в комнате со мной есть кто-то еще. Предчувствие было явным. Похоже, этот кто-то сидел на деревянном табурете, на котором за работой обычно сижу я. Первой мыслью у меня стало, что это Командор. Вернулся в каком-нибудь новом облике. Однако для Командора фигура была чересчур крупна. По очерку в темноте казалось, что передо мной силуэт худощавого мужчины высокого роста. Рост Командора – сантиметров шестьдесят, а этот мужчина чуть ли не раза в три выше. Он, как все высокие люди, сидел, немного сгорбившись. И не шевелился.
Я тоже стоял неподвижно, прислонясь к дверному косяку и вытянув левую руку вдоль стены, готовый в любой миг включить свет, и всматривался в спину того мужчины. Мы оба застыли в ночном мраке – каждый в своей позе. Не знаю, почему, но страха у меня не было. Дыхание, сбившись, участилось, стук сердца глухо отдавался в висках, но я не боялся. Посреди ночи в дом самовольно проник незнакомый мне мужчина. Возможно, вор. А может, и призрак. Как бы то ни было, ситуация такова, что впору сдрейфить. Но у меня не возникало чувства, будто все ужасно, а сам я в опасности.
С тех пор, как здесь впервые объявился Командор, произошло немало разных причуд, и, вероятно, мое сознание с этим свыклось. Но дело не только в этом, наоборот: присутствие незнакомца посреди ночи в мастерской лишь подогревало мой интерес. Во мне пробуждался не страх, но любопытство. Мне показалось, что мужчина, сидя на табурете, о чем-то крепко задумался. Или же вглядывается во что-то прямо перед собой, и эта его сосредоточенность заметна была даже стороннему взгляду. Мне показалось, что мужчина и не заметил, как я вошел в мастерскую. Или же ему просто не было до этого никакого дела.
