— Тебе, сынок, за отца стыдиться нечего, — мог сказать Евдоким Щербина, провожая и второго сына в Харьков. Старший, Костя, уже осваивал там военное дело.
Вступительные экзамены (тогда писали: приемные испытания) во всех харьковских вузах начались одновременно. Местные газеты писали: на 200 мест в химическом институте подано 460 заявлений, в инженерно-строительном — 470 заявлений на 225 мест. Газетчики удивлялись: в институте советской торговли недобор! А чему удивляться?! Молодежь рвалась к технике: авиационной и горной, станкостроению и транспорту…
Харьковский институт инженеров железнодорожного транспорта имени С. М. Кирова (ХИИЖТ) делил площадь Фейербаха, в царском прошлом Вознесенскую, с Геодезическим институтом. Вознесенской площадь называлась по одноименной церкви. С ней связана любопытная байка, о которой напоминает «История улиц и площадей Харькова»:
«Летом 1800 года на стене колокольни появился пасквиль на императора Павла I. Об этом случае донесли в Петербург. Все, кто видел и держал в руках пасквиль, были немедленно арестованы и препровождены в столицу, где их допрашивал сам царь. Но автора пасквиля не нашли. Разгневанный Павел I приказал поставить на Вознесенской площади виселицу для пасквилянта и объявить, что если к назначенному сроку его не найдут, то будут бить кнутами каждого десятого харьковчанина, город уничтожат, а всех жителей сошлют в Сибирь. На второй день после сооружения виселицы на ней появилось чучело Павла I. И только смерть царя спасла жителей от наказания».
Миновал неторопливый девятнадцатый век, по рельсам вкатился двадцатый. Сменились флаги над Харьковом, Украиной, Россией… 15 лет уже исполнялось новой державе — Союзу Советских Социалистических Республик, а под Звездным Возом все так же искали пасквилянтов. Только теперь их называли врагами народа, вредителями, прислужниками фашистов…
Институтская газета «Кировец» (она выходила на украинском языке) посвятила первокурсникам специальный выпуск. «Двери ХИИЖТа открыты, пожалуйста, входите» — так обратилась к ним многотиражка в канун 1 сентября 1937 года. Будущих инженеров поздравили декан факультета движения и грузовых работ В. Повороженко, декан факультета паровозного хозяйства И. Потапов, начальник учебной части В. Середа…
«Новый 1937/38 учебный год мы начинаем в трудных условиях, — тут же уточнил начальник учебной части. — Учебные программы по большинству дисциплин, в том числе специальных, исключены как вредительские. Не лучше положение и с учебниками, особенно по специальным дисциплинам. Профессорско-преподавательский состав засорен вредительскими и псевдонаучными элементами…»
От таких установок могла закружиться голова не только у зеленых первокурсников. Тогда на первый курс приняли 422 человека, в основном из рабочих городков и поселков, железнодорожных станций, семей путейцев.
Времена не выбирают
«Времена не выбирают…» — давно и точно сказал поэт. Вглядимся в те времена, в те предвоенные годы, когда Борис Щербина учился в Харькове.
…У входа в институт большой плакат: добровольцы интербригады в Испании. Под ним строчка: «Единым фронтом против фашизма!» В газетах — ежедневные сводки с фронтов: Бискайского, Астурийского, Сантадерского…
…На улице Свободной Академии, 13, в клубе Харьковского государственного университета, открылась Центральная студенческая касса. Выбирай, ребята, спектакль по душе — все театры открыты для вас: оперы и балета, имени Шевченко, Революции, Русский драматический, Государственный еврейский…
…Веселые девчата с рекламных щитов призывают: «Покупайте апельсины и лимоны. Цены снижены». У продавцов — специальные шаблоны, чтобы покупатель, выбирая крупный, средний или мелкий апельсин, не обманулся.
Скупили у молоденькой продавщицы целый лоток — теперь веселее готовиться к сессии.
…В ночь на 3 января на Харьков, на весь восток Украины обрушился снежный буран. За считаные часы температура упала до 17 градусов мороза. Студентов подняли по тревоге: надо помочь рабочим расчистить трамвайные пути, улицы и площади. Помогли. Теперь, по дороге в общежитие, по морозцу хорошо поспорить: можно ли считать Сулеймана Стальского, был такой дагестанский поэт, лириком, «если в его стихах очень много политики»? Вполне возможно, что одному из спорщиков больше нравились стихи Тютчева, Блока или Пушкина — в 1937-м (столетие со дня гибели великого поэта) вышло много пушкинских сборников. Вроде бы безобидная пикировка, но оппоненты студента Брысина поспешили в комитет комсомола — вот примета времени. Предложили обсудить взгляды товарища на комсомольском собрании.
В комитете комсомола института с ретивыми поспешили согласиться: «Студенты смогут правильно оценить вражеские по сути взгляды Брысина. Каждому из нас ясна роль поэта Стальского, его ценность как народного певца, который своими песнями доносит политику партии в самые отдаленные аулы Дагестана». Вот такая политическая лирика…
В следующем номере многотиражки — отчет с комсомольского собрания, которое началось 10 января в 23.00 (!). «Все выступления показывают, насколько наша (комсомольская) организация была засорена всякого рода врагами, шпионами… Вражеская агентура не только скрытно, но и открыто проводила контрреволюционную работу. Комсомолка Ковенева два года скрывала от организации исключение отца из партии как троцкиста. И даже сейчас, когда он арестован органами НКВД, Ковенева упорно отрицает вину отца».
Не узнать уже, как сложилась судьба комсомолки Ковеневой, но то, что она открыто и мужественно защищала отца, безусловно, заслуживает уважения и через годы. И может быть, защитила. Перед глазами был пример ректора института (по должностной инструкции тех лет — начальника) В. П. Чернобривца. Его исключили из партии, а через год — восстановили. Таких историй было немало. К сожалению, чаще любое, даже вздорное, нелепое обвинение принималось на веру. Вчерашние вожди один за другим становились врагами народа. Бухарин, Рыков, Ягода, Крестинский, Раковский…
Короленко пишет Раковскому
В 1927 году Христиана Раковского, в прошлом члена Оргбюро ЦК ВКП(б), председателя Совнаркома Украины, полпреда Советского Союза в Великобритании (1923) и во Франции (1925–1927) XV съезд ВКП(б) исключил из партии. Его отправили в ссылку. Сначала в Астрахань, потом в Барнаул. В 1934 году вернули в Москву, дали должность в Наркомате здравоохранения России — начальник управления средних медицинских учебных заведений. Год спустя восстановили в партии. Повысили: теперь Раковский председатель исполкома Советского общества Красного Креста. До нового ареста — 27 января 1937 года… Мы видели снимки Христиана Георгиевича перед арестом и после. Их отыскал доктор исторических наук писатель Владимир Ефимович Мельниченко, автор документальной повести о Раковском. Будто два разных человека на тех снимках. Христиана Раковского приговорили к двадцати годам тюремного заключения и пяти годам поражения в правах с конфискацией имущества.
В 1938-м ему было 65 лет. К 90-летию, в 1958-м, мог стать свободным человеком.
