Геннадий Храмов
В пограничных войсках я служил с 1979 по 1994 годы. Родом я из Ижевска, из нашего региона, как правило, призывали на службу в Сибирь, на Дальний Восток. Меня призвали в Забайкалье, в пограничные войска. Очень хотелось служить непосредственно на границе, но в учебном подразделении меня направили в артиллеристы, затем и вовсе предложили стать сержантом здесь же — в «учебке». Тогда я решил сделать «ход конем» — в «учебке» была школа поваров. Рассуждал, что поваров готовят непосредственно для застав, значит на границу я точно попаду. И снова не сложилось — меня оставили сержантом в «учебке», уже при школе поваров — учить молодежь. Еще одну попытку я предпринял, попробовав поступить в Голицынское Пограничное училище. Но подвела дисциплина, пришлось вернуться в родную «учебку». Кстати, позже в это училище поступил мой сын. Реализовал отцовскую мечту.
Потекли дни службы. Я учил ребят правильно готовить, совершенствовался сам. К концу «срочной» так втянулся, что решил остаться на «сверхсрочную». Командование это оценило и в 1982-м отправило меня в школу прапорщиков, в Камень-Рыболов. Затем служил в окружной школе поваров. Учил будущих поваров всему: от заготовки продуктов, до создания самых сложных кулинарных изысков. Ведь на заставе хороший повар — это первое дело. Экзамены принимал строго. Ребята-то многие из деревень — простые, про гигиену слышали мало. До смешного доходило — несет будущий повар с супом, при этом держит кастрюлю так, что большие пальцы оказываются в содержимом. Вот, говорит — приготовил, вкусно очень. Наверное, вкусно, отвечаю, но придется все готовить заново.
В «учебке» прослужил больше десяти лет, и думаю, все это время занимался полезным делом. Лично я подготовил более двух тысяч поваров. Почти во всех отрядах Дальнего Востока и Сибири служили мои выпускники. Словом, есть чем гордиться. Некоторых бывших питомцев встречаю и сейчас. Как-то в Новосибирске, на железнодорожном вокзале встретил одного. Оказалось до сих пор работает поваром, в вагоне-ресторане. Профессия, полученная на военной службе, кормит человека до сих пор. Мне приятно, значит — не плохо учил!
В 90-м мне предложили новое дело — послужить за границей, в охране зарубежных представительств страны. Я к тому времени дослужился до старшего прапорщика, женился, появились сын с дочкой. Значит меня, по тогдашним правилам, можно было выпускать за рубеж. Для начала отправили во Владимир на спецкурсы. Там была серьезная подготовка. Учили огневой, тактике, дипломатии, иностранным языкам. Причем не просто тупо вдалбливали знания, но заставляли думать, оценивать обстановку, действовать не стандартно. Например, был такой полковник Мельников. Он постоянно браковал ответы тех, кто действовал стандартно. Спрашивает, например:
— Вы стоите дежурным на КПП посольства. К вам подходит человек и спрашивает: «Есть ли здесь военный атташе!» Ваши действия.
Отвечаю:
— Сказать, что нет.
— А если это разведчик-нелегал, и ему срочно нужно передать ценную информацию?
— Тогда скажу что атташе на месте.
— Опять ошибка. Это может быть не наш разведчик, а вражеский шпион. Он получит ваш ответ и уйдет, потому как узнает, точно местонахождение интересующего его человека.
— Так как же действовать?
— Думайте…
Куда меня распределят, я точно сказать не мог. Но, подозревал, что в страны — бывшие доминионы Франции, так как одним из языков, который мне преподавали, был французский.
По окончании обучения, меня вернули в мою часть и сказали ждать вызова. Я вернулся в родную «учебку», но вызова долго не было. Наконец, в январе 1990 он последовал. Прибыл в Москву, получил инструктаж, снаряжение. Там меня включили в состав группы и сообщили место будущей службы — Афганистан. Я тогда удивился — как Афганистан?! Ведь наши войска уже как были выведены из этой беспокойной страны. Выяснилось, что в ДРА оставались наше посольства и консульства. Мне предстояло охранять консульство в Мазари-Шарифе.
Вылетели из Москвы в Душанбе. Там предстояло провести несколько дней, перед заездом в Афганистан. Поселили в гостинице «Таджикистан». Неожиданно в городе началось такое, что не снилось в страшном сне. Стрельба, бесчинства пожарища — натуральная гражданская война! Было довольно жутко. Помню, вышли из гостиницы на улицу, как началась стрельба. Стреляли не по нам, а по толпе у гостиницы. Откуда бьют не понятно, в толпе раненые, убитые. Рядом со мной женщине в плечо попали. Мы с товарищами ее оттащили, оказали первую помощь, перевязали, передали подъехавшей «скорой» помощи. Через пару дней нас посадили в машину и отправили в Афганистан — в город Хайратон. Со мной в группе был старший прапорщик Виктор Кузьмин. Он был уже опытным — охранял консульство в Сан-Франциско.
В Афганистан ехали через Термез, по тому самому «мосту дружбы» через который в 1989-м выходил Громов. В Хайратон прибыли затемно. Здесь размещалось одно из отделений консульства. Само консульство находилось в Мазари-Шарифе, но из-за постоянной угрозы нападения, большая часть дипломатического состава была выведена сюда. В Мазари-Шарифе размещались лишь тридцать дипломатов и охрана — десять пограничников и сотрудников КГБ. Были среди них и женщины, например заведующая канцелярией Полина Зырянова. Ей был всего 21 год, но она не побоялась поехать в Афганистан.
В Хайратоне нас приняли хорошо. С собой у меня была банка селедки, буханка черного хлеба и две бутылки — традиционные «приветы» с родины. Их я передал в «общак», что было встречено с одобрением. На следующий день один из офицеров — капитан Николай Хрипко устроил мне небольшую экскурсию по городу. Чтобы я мог четко ориентироваться на местности.
Хайратон произвел двоякое впечатление. С одной стороны средневековая дикость, с другой — страна воюет десять лет, а дуканах все есть. После пустых прилавков в СССР, здесь, как казалось, царило изобилие. Продукты, какие хочешь, галантерея-трикотаж — всякие, полно аппаратуры: советскому человеку это тогда казалось подлинным изобилием. Платили частью в долларах, частью в афгани. Но по дуканам особенно хаживать не приходилось — не было времени. Народа мало, а объектов для охраны много. Практически постоянно все находились на дежурствах, свободного времени почти не оставалось.
В феврале 1990 года в Кабуле произошел переворот. Когда все началось я находился на дежурстве. Из столицы пришла мрачная информация — мятежники захватили аэродром в Баграме. Самолеты восставших бомбили город, нанесли удар по посольству, полностью уничтожили здание советско-афганского предприятия АВСОТР. Я связался с Мазари-Шарифом, запросил обстановку. Там было все тихо. Тут на связь вышли 108-е, сообщили, что от них требуют работы. Эта информация буквально взбудоражила всех! 108-е — позывной советников ракетного полка, на вооружении которого стояли СКДЦы. СКАД — ракета, снаряженная солидной боеголовкой в обычном снаряжении. Саддам Хусейн таким оружием обстреливал Саудовскую Аравию и Израиль. Между тем, в Хайратоне находился ряд стратегических объектов: мост Дружбы, склады ГСМ. были огромные склады с боеприпасами. Если бы они грохнули, от города ничего бы не осталось.
