Некоторые участки местности, где действовала застава, напоминали лунный пейзаж. Ни деревьев, ни травы. Только голые скалы и камни. Дерево у местных жителей было «на вес золота». В засадах в любое время года жилищем и солдат, и офицеров была двухместная палатка «памирка» и армейский спальник. Там, где позволяли местные условия, использовали летники и кочевки пастухов. Несмотря на суровый быт и неприветливый пейзаж, солдаты быстро адаптировались. Они научились из тушенки готовить пельмени, а из толченых сухарей и «сгущенки» — делать торты. В засадах питались сухим пайком: консервированной кашей, тушенкой да чаем и, лишь на «точке» питание было несколько получше. В результате в 1985 году мой желудок не выдержал, пришлось лечь на полтора месяца в госпиталь. После возвращения я снова был командирован в ДРА.
В Афганистане я находился начиная с 1983 по 1989 год, однако не постоянно, а с перерывами (всего 13 командировок, общей продолжительностью в 1,5 года). Примечательно, что в отличие от армейцев, и офицеров КСАПО, офицеры-пограничники Восточного пограничного округа находились в Афганистане в краткосрочных командировках. Через каждые полтора-два месяца нам была положена «побывка». За два месяца накапливалось восемь выходных — вот они-то и считались краткосрочным отпуском к семье. Но, следовало учитывать, что за эти восемь дней нужно было каким-то образом успеть доехать из Афганистана до своей части и вернуться назад. Причем, все это своим ходом, на попутках через перевалы, по горным серпантинам, которые, кому как, а на мое счастье, именно в этот момент оказывались открытыми.
Были случаи, когда на дорогу уходило по три дня в одну сторону. Офицеру в таком случае оставалось только переступить порог дома, поцеловать жену, и тут же собираться в обратную дорогу. Однако даже такой режим командировок для семейной жизни был все же более предпочтительным, по сравнению с двухлетним непрерывным пребыванием на той стороне, как это было заведено в КСАПО. Из-за таких командировок иногда разрушались семьи. Далеко не все жены выдерживали жизнь в постоянной тревоге за главу семьи, самостоятельное воспитание детей в отсутствие мужского плеча. Особенно тяжело в этом смысле доставалось ДШГ и минометчикам. Офицеров этой военно-учетной специальности в Пограничных войсках было явно не густо. Поэтому многие из них провели в командировках не по два года, а в три раза больше. Когда ехали на побывку, офицеры шли на все, лишь бы сократить путь до дома. Я как-то установил личный рекорд — доехал за сутки! Мне «в нагрузку» для доставки в Союз дали двоих демобилизованных солдат, и мы с утра двинулись из Гульханы до Лянгара — «бортом», из Лянгара, на попутной машине — до Мургаба. На Мургаб мы прибыли уже к вечеру, около 20.00.
Последний отрезок — из Мургаба в Ош мне запомнился особо. Ехать предстояло на машине Ошской военной автоколонны. Командиры там были военные, а водители — гражданские. Договорившись с водителем автобазы о доставке в Ошский аэропорт, я увидел, как он прикручивает тормозной шланг проволокой. Ехать предстояло через горные серпантины, пролегавшие на высотах около пяти тысяч метров. Названия на маршруте Ишкашим — Мургаб — Ош говорили сами за себя: перевалы «Прощай молодость», «Ак-Байтал» — в переводе с киргизского «Белая лошадь» (4655 м), «Кызыл-Арт — Ворота Памира» (4280 м), «Талдык — или как его называли водители Ошского автобатальона «Тещин язык» — на нем тридцать три поворота (высота 3680 м, перепад высот от подножия до верхней точки 800 метров). С одной стороны дороги скалы, с другой — глубокие пропасти, на всем маршруте движения — таблички с именами погибших. Словом, без тормозов никуда, а тут — такое! Дальше — больше. Водитель достал бутылку водки и предложил мне выпить, я конечно отказался. Тогда он выпил пару пиал, и предложил ехать. Я обомлел, конечно, но ехать-то нужно! Другой транспорт может подвернуться лишь через несколько дней. Водитель меня успокоил:
— Ты не волнуйся, это чтобы не заснуть за рулем, мы тут всегда так ездим…
К 04.00 мы перевалили через горы и, преодолев «Тещин язык» начали спускаться с перевала в долину перед «Гульчей». Тут-то у ЗиЛа отказали тормоза. Ручной тормоз я держал двумя руками, упершись ногами в переднюю панель. Однако машина все равно продолжала движение. Мы вылетели с дороги, и перелетели через канаву на пашню. К счастью, все обошлось. Откажи тормоза на полчаса раньше…
Однако гонка со временем продолжалась. Оставался последний участок от Оша до Пржевальска. Его предстояло преодолеть на самолете. Приехав в аэропорт, я увидел непробиваемую толпу народа у билетных касс. Подхожу и громко заявляю:
— Так! Дайте-ка мне пройти! Я из командировки — у меня льготы!
Как ни странно, никто не удивился. Хоть в те времена официально о войне в Афганистане не рассказывалось, в Киргизии все прекрасно знали, что там происходит. Да и мой внешний вид — полевая форма, горные ботинки с триконями, зашнурованные проводом от полевого телефона, не оставляли сомнений — откуда я прибыл. Словом, очередь молча расступилась, я купил билеты и около 10 утра уже был в Пржевальске.
Таким образом, я доехал до места назначения за сутки вместо обычных трех. К сожалению, эта гонка дала о себе знать — неожиданно заболело сердце. Я отправился в санчать. Там меня принял наш отрядной врач — Яков Ставертий. Осмотрев меня, он спросил:
— Ты за сколько суток доехал до Пржевальска?
— За сутки.
— Вот тебе и результат! Ты же знаешь, какие перепады высот на маршруте? В Пржевальске 1800 метров, на Мургабе — 3600, перевалы свыше пяти тысяч, а ты преодолел эти высоты без положенной 10-дневной акклиматизации! Поэтому сердце и болит. Ну, ничего, поболит и пройдет.
Действительно, к концу побывки боли прошли.
Одной из самых серьезных трагедий для пограничников КВПО в ходе афганской войны стала гибель в ноябре 1985 года почти половины личного состава Панфиловской пограничной заставы под командованием капитана Владимира Рослова, которые попали в засаду. Трагедии способствовал ряд обстоятельств.
Боевые действия на границе Пакистана сводились к предотвращению поставок оружия, снаряжения и боеприпасов противнику на территорию Афганистана. Бывало так, что после того, как мы блокировали район, у душманов не оставалось боеприпасов даже на то, чтобы воевать с конкурирующими группировками. В Вардуджской щели примерно на половине пути от Гульханы до Бахарака находился опорный пункт, в котором базировался противник. Оттуда душманы периодически предпринимали вылазки против пограничников и подразделений царандоя (афганской милиции). Наша застава тогда находилась в боевом охранении на высотке, имевшей наименование «25-й». Это был передовой пост прикрывавший объект «Тергерен», где находились наши подразделения. От нас до басмачей было около трех километров.
Оперативная группа подготовила операцию по взятию бандитского логова, которое находилось в кишлаке Чакоран в глубине ущелья. Этим маршрутом по щели в самом начале афганской эпопеи уже проходил Ошский армейский полк. Полк задачу выполнил, но понес крупные потери.
Моей заставе была поставлена задача — выдвинуться к тому месту, где находился пост противника (у перевернутого БМП) и обеспечить проход бронегруппы по дороге в сторону Чакорана. В подготовке своего личного состава я был вполне уверен. На тот момент мои подчиненные были обучены и натренированы так, что могли открыть прицельный огонь на подавление из всех видов штатного, в том числе группового оружия через несколько секунд после подачи команды «к бою!». В случае если бы противник попытался напасть на нас, его ожидал в ответ шквал сосредоточенного огня из АГС, пулеметов ПК, автоматов и снайперских винтовок. При этом все действовали настолько слаженно, что мне как командиру было приятно управлять подразделением. Пригодилось все то, чему меня обучили в училище.
