Естественно, сразу направился в райком партии и комсомола. Замечу, все вопросы были решены в этот же день. Мы договорились о кинообслуживании нашей авиагруппы, о доставке свежей почты, о графике посещения нашей авиагруппой местной бани (где потом банщик нас всегда угощал отменным чаем и местными сладостями), а также о ночевке нашей передовой авиагруппы в течение первых дней (пока мы обустроимся) в местной гостинице.
Комфорт в гостинице нас, мягко говоря, потряс. Благо было тепло, и нам установили кровати прямо в саду. Понятно, что все перечисленное было сделано абсолютно бесплатно. Более того, местными партийными и комсомольскими руководителями нам было предложено отобедать вполне русским борщом со сметаной, который мы с удовольствием съели, запивая коньяком, налитым из чайного заварника (шла знаменитая горбачевская борьба с пьянством).
В последующие дни я наравне со всеми офицерами занимался обустройством палаток, кухни, установкой туалетов и умывальников с учетом норм санитарии и экологии, оборудованием импровизированного летнего кинотеатра. Не забыл, конечно, установить у входа в палатку и информационный стенд, водрузив на него и первый номер выпущенного боевого листка, посвященного ходу разбивки нашего лагеря. Здесь же установил и средства технической информации — собственный радиоприемник «VEF», производства рижского радиозавода. Этот приемник стал моим верным спутником на все ближайшие командировки.
Прилетела авиагруппа. Началась плановая боевая работа с нанесением ракетно-бомбовых ударов по укрепрайонам душманов на территории Афганистана. Экипажи ежедневно улетали на боевые задания, возвращались обратно, готовились к повторному вылету и вновь улетали. И вот в этой ситуации я почувствовал, что обычная, мирная практика моей работы не годится. Шаг за шагом, день за днем я нащупывал свое видение этой работы, нарабатывал свой стиль в ее организации.
Не боясь выглядеть наивным, ежедневно перед вылетами вертолетов я обходил все экипажи, общался с ними, интересуясь особенностями предстоящей задачи, а затем и результатами ее выполнения, пытаясь ощутить их настроение, самочувствие, психологическое состояние. Я чувствовал, что с каждым днем становлюсь ближе с подчиненными, я пытался, а потом и смог влиять на их душевное состояние.
Помнится случай, когда накануне одного из вылетов на достаточно сложную задачу, поднявшись на борт вертолета, я просто почувствовал, а потом и увидел в глазах вполне опытного, бывалого летчика-штурмана Ю.С. нет, не страх или трусость, а тревогу и неуверенность. Я понял, что от общения с другими экипажами сейчас надо воздержаться. Трудно сейчас вспомнить в деталях содержание нашего разговора. Да и разговор не был о страхе или тревоге. Он был совсем о другом… Но в конечном итоге я понял — в душе Ю.С. ночь отступила, пришло утро и мне не надо идти с докладом о нецелесообразности его вылета сегодня.
Стало системой, когда поваренок делал бутерброды и чай, механики эскадрильи собирали в местном саду фрукты и ягоды, которыми мы потом угощали экипажи в минуты подготовки к повторным вылетам.
В неурочное время, вечерами, в курилке мы дискутировали с офицерами и прапорщиками о политике, об офицерском житье — бытье, даже о вреде длительного воздержания от общения с женщинами, а также о целесообразности и последствиях релаксации в боевой обстановке путем употребления алкогольных напитков.
Рассказывая о партполитработе в период афганских событий, хочу сразу предостеречь от крайностей и скептицизма. В ее организации в той обстановке маразм отсутствовал. Мы не проводили по поводу и без повода партсобраний, громких митингов, не принимали повышенных соцобязательств типа «Каждую ракету — в цель», не произносили пафосных и патриотических речей. Но рассказать об интересном, актуальном в стране и за рубежом, принести свежую газету, принести на стоянку радиоприемник и вместе послушать на единственной принимаемой волне передачу — все это было, потому, что это нужно и естественно.
Не скрою, что на период проведения операции я готовил и утверждал у начальника политотдела полка план ППР на указанный период. В соответствии с этим планом в дни непогоды, а также в других условиях, когда полеты не выполнялись, я проводил занятия по марксистско-ленинской подготовке в соответствии с тематикой, ежегодно разрабатываемой Политуправлением погранвойск КГБ СССР.
Политзанятия, но по другой тематике, я проводил и с прапорщиками, и с солдатами срочной службы. Как правило, это были занятия по проблемам международной обстановки, внутренней и внешней политики советского государства. Занятия проводились тут же, в палатке, где располагался летный и инженерно-технический состав. К таким занятиям я готовился еще на базе. И имел по изучаемым темам обстоятельные конспекты.
Летчики 10-го Отдельного авиационного Алма-Атинского авиаполка греются у костра на аэродроме Гульхана
Не скрою, были и характерные для того времени и не понятные сейчас явления. Так, например, по возвращении из командировки все офицеры, прапорщики и солдаты должны были самостоятельно отработать конспект по тем темам политподготовки, которые я с ними провел там, в Афганистане. Составить конспект и предъявить его мне. Таковы были правила.
Приведу еще один весьма забавный с сегодняшней точки зрения пример. В октябре 1986 г. я был в очередной командировке с эскадрильей на Гульхане. Накануне состоялся очередной пленум партии, на котором Генеральный секретарь ЦК КПСС М. С. Горбачев излагал очередные перестроечные замыслы. Несколько дней стояла непогода, район дислокации гарнизона накрыл густой туман. Летно-технический состав бездействовал, что было чревато вполне предсказуемыми последствиями: несмотря на отрыв от родной земли, всегда у кого-то было чем снять стресс, спрофилактировать желтуху. Чтобы избежать «тихих праздников», активно проводился детальный разбор ранее выполненных полетов и десантирований, нанесенных ракетно-бомбовых ударов.
Наряду с этим я проводил политинформации, политзанятия. В один из дней по плану марксистско-ленинской подготовки офицеры и прапорщики самостоятельно изучали и конспектировали материалы Пленума, сидя по периметру огромного стола, стоявшего в центре «хилтона». «Хилтон» (жаргон.) — маловысотное, одноэтажное задние, слепленное из местного булыжника с плоской крышей, засыпанной землей.
Чтобы крысы, огромными колониями жившие в этих «хилтонах», не падали с потолка на спящих на кроватях в два яруса офицеров, под потолком натягивалась маскировочная сеть. Правда, все-таки крысы, нередко и днем и по ночам, беззастенчиво перемещались по спинам спящих и, говорят, некоторых боевых пилотов, невзирая на награды и звания, беззастенчиво, ласково покусывали за кончики носа и ушей.
В помещении было мрачновато. Свет падал из двух стеклянных окон, вмонтированных в потолке, а также грустно светили свисавшие на проводах лампочки. Было тихо, кто-то внимательно читал брошюрку, кто-то что-то записывал в тетрадку, отдельные с сарказмом и издевкой вполголоса бросали реплики как по поводу прочитанного, так и по поводу самого занятия. И в это время к нам зашла группа незнакомых офицеров во главе с нашим начальником политотдела подполковником Н. Богомоловым. Я подал команду «смирно!» и доложил о проводимом занятии. И в этот момент я увидел на суровых лицах прибывших неподдельное удивление и улыбки удовлетворения. Как оказалось, это была группа офицеров Политуправления погранвойск, прибывшая к нам из Москвы.
