Когда они вышли, и я увидел из-под закрывающейся двери руку «начпо», сжатую в кулак с оттопыренным вверх большим пальцем («отлично!»), в «хилтоне» раздался раскатистый мужской смех и возгласы офицеров: «Наша эскадрилья лучшая в Союзе! Борисыч, коли дырку под орден!»). Орден мне, конечно, не дали, но положительные оценки об организации ППР во 2-й эскадрилье я слышал потом не один раз. И не только в связи с этим случаем.
Всегда особой популярностью пользовался регулярный показ кинофильмов или мультфильмов. Свой 8-мм кинопроектор «Русь» без звука с комплектом мультиков я всегда возил с собой. Их мы регулярно «крутили» по вечерам, а когда была непогода, то просмотренный мультик нередко показывали и задом наперед, и взрослые «дяди» хохотали до слез. К сожалению, видео мы тогда не располагали и довольствовались тем, что имели.
Надо отметить, что в той обстановке и боевые листки читались с интересом, и отношение к ним было очень серьезным. Были случаи, когда я выслушивал замечания или даже обиды, произносимые вполне серьезным тоном, по поводу того, что в боевом листке по итогам боевой работы за день не была указана чья-либо фамилия.
Все это было, но самое важное — понимание и ощущение того, что ты стал членом боевого коллектива. По жизни вместе: спать в одной палатке, есть за одним столом, вместе мыться в бане. И когда идут боевые действия, ты со всеми вместе: подвесить бомбы, поднести укупорки, снарядить пулеметную ленту — каждый человек на счету.
Но лучшая партполитработа — это совместная работа в составе экипажа. Понимание этого мне пришло уже тогда, в Ванне, в мою первую командировку. По истечении нескольких дней после начала боевой работы авиагруппы я подошел к Н. Сергееву с просьбой дать мне добро на вылет в составе экипажа. Однако получил вполне аргументированный отказ с задачей на будущее: освоить правила эксплуатации бортового пулемета, а также парашюта.
Эта задача была поставлена технику звена капитану Гергию Годомичу. Григорий — крепкий, рослый, мужественный офицер, с таким же крепким характером и основательными знаниями авиатехники. В ходе этой командировки с ним произошел несчастный случай: в период одного из боевых вылетов заклинило пулемет, из которого он вел огонь. В момент открытия крышки затворной коробки патрон разорвался и повредил глаза Григорию. К счастью, все обошлось.
С моим обучением Григорий, обучивший за годы своей службы десятки бортовых механиков из числа солдат срочной службы и молодых борттехников из числа выпускников военных училищ, успешно справился и уже спустя два дня я снова предстал пред ясны очи Николая Ивановича Сергеева. Выслушав меня и с укоризной покачав головой («тебе это надо?»), разрешил мне летать в составе экипажей нашей эскадрильи, в качестве воздушного стрелка (нештатного).
Ми-8 уходит на задание с аэродрома Гульхана
Прошло более двадцати лет, а я до настоящего времени помню в деталях этот первый в моей жизни боевой вылет. Потом их были десятки и в Ванче, и в Лянгаре, и в Ишкашиме, и на Гульхане. Они были разными, с разными командирами экипажей, но этот, прещде всего по психологической окраске, был особым. Я снарядил и взял с собой на борт восемь пулеметных лент. В карман положил индивидуальную аптечку.
Не забыл и свой любимый фотоаппарат «Зенит-Е», который всегда был со мной. К слову сказать, снимал много, снабдил фотографиями всех офицеров полка. Абсолютное большинство афганских фотографий, сделанных на Гульхане в 1985–1986 гг., принадлежат мне. Они часто сегодня встречаются на страницах ведомственных журналов, в мемуарах некоторых ветеранов, но, к сожалению, мое авторство не упоминается.
Я расположился за пулеметом, установив его справа, в хвостовой части вертолета Ми-8МТ. Моя задача в полете заключалась в том, чтобы в период выхода вертолета из атаки прикрывать его заднюю полусферу, а также по команде командира экипажа (им был майор В. Зайков) осуществлять отстрел тепловых ловушек для защиты от ПЗРК.
Взлетели. Надел шлемофон. Учитывая, что грузовая кабина вертолета не имеет никакой защиты (простая жестяная банка), как меня и учили бывалые пилоты, одну часть бронежилета я уложил рядом, на борт вертолета, а вторую — под себя. На голову надел ЗШ весом более 3 кг (со слабой шеей мало не покажется). На шею нацепил фотоаппарат. Подключился к бортовой сети радиообмена, доложился о готовности к работе, в ответ: «Молодец, комиссар, пока отдыхай».
Бортмеханик прапорщик Н. Недин тоже расположился за пулеметом, только впереди слева, у сдвижной двери грузовой кабины.
Мы летели в составе группы вертолетов с целью нанесения ракетно-бомбового удара по недавно выявленной разведкой укрепленной базе душманов. Силы и средства ПВО этой базы никто не знал и это всех беспокоило. Несмотря на то, что очень часто члены экипажей пренебрегали бронежилетами и ЗШ, в этот раз требования были жесткими — всем надеть индивидуальные средства защиты.
Летим. Я впервые в жизни видел горы, наблюдал и восхищался осенними горными пейзажами, горными вершинами и ущельями. В голове ни одной мысли о возможной опасности, скрывающейся в любой пещере, за любым камнем. Делаю первые снимки с воздуха. Потом их будет очень много, и не только пейзажи. Пересекли советско-афганскую границу. Услышав об этом по радио, напрягся. На горы стал смотреть с опаской и подозрением.
Летели более часа. На точке (над целью) вертолеты стали в круг и началась боевая работа. Заходя друг за другом на цель, вертолеты сбросили бомбы. Высота была достаточно приличная и я просто делал снимки разрывов бомб. Но начался второй этап. В наушниках услышал: «Комиссар, готовься, работаем. На боевом!» Вертолет, изменив траекторию полета, резко пошел вниз. На душе стало тревожно, как-то неуютно. Я элементарно напрягся. Мне казалось, что практически у самой земли Зайков начал обрабатывать цель НУРСами (неуправляемыми реактивными снарядами). Зрелище красивейшее. Однако, вертолет вдруг резко лег в левый крен и также резко стал набирать высоту.
В проеме люка я как на ладони увидел какие-то строения, разбегающихся людей. «Комиссар, давай!». Я нажал на спусковые кнопки пулемета и тут же увидел на земле разрывы от моей очереди. На душе стало спокойно, я почувствовал свою силу. Таких заходов было несколько, и с каждым заходом я все более осмысленно и прицельно стал вести огонь, периодически отстреливая тепловые ловушки.
Со второго пулемета вел прицельный огонь Недин. В какой-то момент я, самодовольно почувствовав свою уверенность, отпустил ручки пулемета, наклонился с фотоаппаратом в проем люка, чтобы снять взрывы ракет в процессе очередного боевого захода. Увлекшись съемками, я, как пацан, потеряв равновесие в момент, когда Зайков заложил очередной крен, сделал несколько кульбитов через голову по грузовой кабине и в течение нескольких секунд оказался у двери кабины экипажа. Зайков, увидев меня краем глаза, крикнул: «Ну, стрелок, твою мать!» А я в этот момент уже был за пулеметом и вел прицельный огонь.
Потом, на протяжении двух лет моей службы в эскадрильи мы со смехом вспоминали этот эпизод. Это было потом. А сейчас я услышал по радио: «По нам работают». Я, напрягшись, с опаской выглянул в проем люка и посмотрел на землю. Там увидел яркие вспышки электросварки. Как оказалось, это «духи», очухавшись от удара, вытащили свои ДШК и пытались достать нас.
