Обговорив детали с начальником поста, я вылетел. Поднял вертолет на четыре тысячи метров. Как и предполагалось, внизу расстилалась кромешная тьма, никаких ориентиров. Идти приходилось исключительно по приборам. Но вот показался луч прожектора. Я долетел до него и начал снижение по спирали. Вертолет буквально трясло от перегрузок. Но иначе было нельзя. Пост находился на дне глубокого ущелья. Отклонись вертолет от спасительного луча влево или вправо, столкновение с горами было бы неизбежно. Но обошлось, машина села на площадку. После того, как погрузили раненых, я поднял машину, вновь — словно прижимаясь к лучу. Лишь поднявшись на 4000 метров, перевел вертолет в горизонтальный полет. Понятное дело, в тот раз я нарушал все правила пилотирования и инструкции. Но было сделано главное — раненых удалось вовремя вывезти и спасти. А победителей, как говорится, не судят.
Душанбинский полк всю войну действовал в самом напряженном режиме, день за днем. Одни и те же ущелья приходилось брать по нескольку раз, сначала в начале 80-х, затем в середине. Военнослужащие полка, пограничники наземных подразделений и частей Советской армии честно выполняли свою ратную работу. Однако ситуация в Афганистане не улучшалась. Это происходило потому, что в ходе афганской кампании советским руководством с самого начала было сделано немало ошибок.
Основной ошибкой было во всем прислушиваться к мнению тогдашнего руководства Афганистана. Руководители этой горной страны своей деятельностью противопоставили нас афганскому народу. Мы, по указанию их начальников, что-нибудь сделаем, да не там и не так. Народ озлобляется, в результате противник пополняет свои ряды. Мне доводилось общаться с разными афганцами — нс простыми людьми, и с теми, кто рангом повыше. Как-то мне даже довелось встретиться с губернатором Файзабадского округа. Он мне тогда лепешку мумие подарил… Сами афганцы — народ простой, хороший. Но теперь, с позиций времени, могу сказать режим, на который была сделана ставка, все-таки доверия не заслуживал.
Особенно мне запомнилось общение с афганскими вертолетчиками. Это были очень опытные пилоты и отчаянные бойцы, которые не боялись выполнять самые трудные задания. Но вот к матчасти относились наплевательски, гоняли свои вертолеты, как автомобили, пока что-нибудь не сломается. О том, что такое регламентные работы и профилактика, они, похоже, даже не подозревали.
Экипаж майора Бусарова на фоне вертолета с афганскими опознавательными знаками
В 1987 году накал боевых действий стал ниже, однако операции продолжали проводиться с той же периодичностью, что и в предыдущие годы. Порой полк нес потери. Однако нужно заметить, что речь шла о потере машин, но не людей. Экипажи старались спасти всеми возможными, а порой и невозможными способами, своих не бросали. Во время полетов над афганской территорией я требовал, чтобы мои подчиненные обходили кишлаки. В кишлаке легче укрыться, да и бомбить в ответ не будешь. Мы не воевали с мирным населением. И именно в небе над кишлаками часто теряли машины. У Чашимдары было сбито два «борта». Еще два Ми-8 в разное время потеряли около Имам-Сахиба. Там же был подбит Ми-24, который пилотировал капитан Артемов. Этот Имам-Сахиб вообще считался бандитским гнездом. Помню, один вертолет был сбит рядом с ним. Экипаж мы тогда спасли, но сам «борт» сгорел. От фюзеляжа почти ничего не осталось, сохранилась только хвостовая балка да лопасти. Они так и лежали — крест-накрест.
К концу 1987 года сказалось постоянное напряжение, и я попросил командование о переводе. Хотел перебраться в Петрозаводск, но мне предложили должность в Москве, начальником службы безопасности полетов. Что касается полка, которому отдано несколько лет своей жизни и службы, то он продолжал воевать. Пилоты прошли многие выпавшие на их долю испытания. Уже в столице, в 1988 году, я узнал он о гибели командира эскадрильи Карпова. Его сбили «Стингером». Позже, в начале 1989 году, также «Стингером» был сбит вертолет Ильгиза Шарипова. Тогда погибли старшие лейтенанты Долгарев и Щеняев, старшие прапорщики Залетдинов и Клименко, и Война в Афганистане заканчивалась, и все же продолжала забирать испытанных огнем авиаторов до последнего дня.
За мужество и героизм личного состава, проявленные при защите Государственной границы СССР и оказание интернациональной помощи, в 1989 году моя родная часть была награждена орденом Красной Звезды. Вскоре после окончания афганской кампании распался Советский Союз. И почти сразу началась гражданская война в Таджикистане. В конце 90-х бывшему Душанбинскому авиаполку пришлось сменить «прописку». Сейчас он несет службу на другом участке теперь уже российской границы. Но это уже совсем другая история.
Полковник Вячеслав Сухов родился 6 мая 1946 года, в Горьковской области, в закрытом городе Арзамас-16 (ныне Саров). После школы поступил в Балашовское Высшее военное авиационное училище летчиков. В 1968 году, после распределения, был направлен в авиацию пограничных войск. Проходил службу в Чите, затем — в Воркуте.
Хотя Сухов в училище учился пилотировать Ан-12, в пограничной авиации он быстро освоил Ан-26 и Ил-14. В 1974-м поступил в Военно-воздушную академию имени Ю. А. Гагарина. Окончил ее и в 1977 г. получил назначение на Сахалин. В самый разгар афганской войны Вячеслав Иванович стоял у истоков создания Душанбинского авиаполка, а затем командовал этой прославленной частью в 1983–1987 гг.
В конце 1987 года был переведен в Москву, на должность начальника службы безопасности полетов. В 1997 году по состоянию здоровья ушел на «гражданку», устроился ведущим инженером в КБ Камова. Участвовал в разработке документации для вертолетов. После ухода на пенсию, Вячеслав Иванович принимал активное участие в ветеранском движении, являясь Председателем организации ветеранов пограничной авиации.
Сталбек Асакеев
Работать в ходе войны приходилось очень много. Ведь мы, борттехники, хозяева вертолетов. На нас во многом лежит ответственность за то, как закончится очередной боевой вылет. Вместе со мной не покладая рук работали другие борттехники: Саша Лутай, Саша Аверин, Слава Зиновьев. Вкалывать приходилось по-черному. Боевые вылеты следовали почти каждый день. Экипажи периодически ротировались. Я поочередно летал на 55-м, 18-м, 45-м бортах. И каждый экипаж становился для меня родным. Самым же трудным были те моменты, когда я оставался на земле, а экипажи уходили в бой. Порой так намучаешься пока ждешь, что думаешь — лучше бы оказаться в самой суровой заварухе.
Но таких заварух нам хватало. Количество операций, в которых были задействованы вертолеты нашего полка, постоянно росло. Росли и потери. Но нашему полку везло. Убитые, поначалу, в основном были в Марыйском полку. В Душанбинском — только раненые. Мы еще тогда радовались, что у нас обходится без потерь. И как накаркали — в середине войны пошли потери и у нас.
Очень не простой, в этом смысле, выдалась операция «Альбурз». До обеда было потеряно два вертолета. После обеда — еще два. Для этой операции была создана объединенная вертолетная группировка. Работали с Термеза. Мы тогда потеряли экипаж Валерия Рускевича.
