Среди сбитых оказалась и машина Рускевича. В тот день он выполнил ракетный удар по противнику в районе зоны высадки. Когда он уже возвращался, в эфире прошла информация, что на площадке десантирования есть раненый. Рускевич принял решение его подобрать. При заходе на площадку в машину попали один раз, однако экипаж не отвернул. После второго попадания вертолет загорелся. В тот момент Сергей Быков, командир другого борта, вышел на связь с Рускевичем и сказал: «Валера, ты горишь!» Тот ответил: «Вижу!» на этом связь прервалась. Машина Рускевича так и не дотянула до площадки — перегорели тяги. Тяги из дюралюминия горят быстро! Пылающий вертолет рухнул глубоко в ущелье. Позже тела погибших вертолетчиков с трудом вытаскивали наши десантники, чтобы похоронить как положено. Похоронили Валеру в Ташкенте.
Все мы очень переживали. Я был лично знаком с Валерой. Борттехник, который должен был лететь на смену погибшему экипажу, за два дня до вылета в Ашхабад не вышел на службу. Его нашел командирский водитель в совершенно невменяемом состоянии. Офицер прятался на чердаке и трясся от ужаса. Платошин вызвал меня и предложил занять вакантное место. Я ответил — полечу с удовольствием! Так я снова оказался на афганской войне.
В Афганистане меня поразила сила воли наших солдат-пограничников. В районе Керкинского погранотряда была такая точка — Хумлы. Там, в песках, стояла застава. Это было настолько забытое богом место! О нем говорили — кто не был в Хумлах, тот не видел Средней Азии. Во время одной из операций мы работали с этой точки. Что поразило, что в округе не было ни одной змеи. Наши солдаты их всех съели! Они ловили змей, снимали шкуру, как пленку с колбасы, шинковали и жарили на сковороде.
Запомнился еще один момент. В ходе очередной операции на караванные пути в горах мы высадили десантников. Они перекрывали тропы, чтобы нарушить вражеские коммуникации. Спустя несколько дней мы вернулись за десантом. Жара стояла в те дни неимоверная, всех мучила жажда. Так вот десантники на операции пили воду напополам с глиной! Даже когда они уже были на борту с собой они взяли бачок, полный этой жижи. У меня была фляга с нормальной водой, я ее отдал солдатам, мол, бросьте вы эту глину! Меня тогда охватила гордость за них. Без нормальной воды, под палящим солнцем, они продержались и выполнили задачу.
Оглядываясь в прошлое, могу сказать, что мы, вертолетчики, выполняли важное дело. Для наземных пограничников появление вертолета почти всегда было радостью. Огневая поддержка, доставка грузов, санрейсы — в любом случае вертолета ждали как что-то важное. Даже если просто над головой пролетала винтокрылая машина, пехотинцев это воодушевляло, вселяло уверенность в своих силах и победе. Вспоминаю случай в начале войны. В Куфабском ущелье душманы обложили одну из наших десантно-штурмовых групп. На тот момент были очень плохие метеоусловия, стоял плотный туман и была ночь, «борты» ничем не могли помочь десантникам. Несмотря на это, Шагалеев вылетел в район боя. Он залетел в Куфабское ущелье и барражировал там почти три часа. Шагалеев при этом сильно рисковал, так как ущелье узкое и в любой момент в тумане можно было врезаться в скалы. Но риск оправдался, позже участники того боя рассказывали — едва заслышав шум вертолета душманы ослабили натиск, а то и вовсе поспешили отойти, опасаясь удара с воздуха.
Я и мои боевые товарищи прекрасно осознавали, что без нас тем, кто на земле будет не просто и потому всегда шли вперед, никогда не отказываясь от выполнения задачи, какой бы опасной она ни была. И каждого из тех, кто был рядом со мной в самые нелегкие, и в то же время незабываемые годы службы, я не забуду никогда!
Александр Кашин
В первый раз на войну в Афганистане, я попал в восьмидесятом году, во время боевой стажировки. Прибыл из Забайкалья в Душанбе, где пробыл семьдесят пять суток. Мне тогда было двадцать семь лет, но я уже был командиром экипажа. Затем я уже служил в Душанбинском авиационном полку на постоянной основе. Сначала под командованием Фарита Султановича Шагалеева, а затем — Вячеслава Ивановича Сухова.
Задачи в Афганистане приходилось выполнять самые разные. Санрейсы, разведка, доставка груза. Были скорбные, когда приходилось вывозить погибших. Одной из таких для меня стала эвакуация попавшей в засаду противника группы под командованием подполковника Валерия Ухабова. Он возглавлял ДШМГ Кара-Калинского отряда. 12 октября 1983 года группа попала в засаду в Куфабском ущелье. Мне довелось эвакуировать тела погибших. Там было десять погибших. Сергей Быков одного забрал, а я остальных. Сложность заключалась в том, что эвакуировать их предстояло с сильным превышением на высоте три с половиной тысячи метров. Пришлось работать лебедкой на пределе возможностей вертолета. У меня технарь был — прапорщик Владимир Федорович Голоколенов. Благодаря его опыту аккуратно всех подняли, и мертвых и живых.
Там же, в Куфабском ущелье, мне пришлось выручать еще одну группу пограничников. Это Куфабское ущелье было рассадником душманских банд, поскольку выходило к пакистанской границе и через него потоком шли караваны с оружием, подкрепления и т. д. Поэтому пограничники почти каждый год проводили в нем операции. Во время одной из таких операций группа пограничников попала в бандитскую засаду. Бой велся на дистанции в 80 метров. Почти сразу же у пограничников появились потери — один убитый и один — раненый. Отойти они не могли: с одной стороны пропасть, с другой стороны — скала, — словом, мышеловка.
Мы тогда базировались в районе Калай-Хумба. Меня вызвал Сухов:
— Нужно слетать. Я знаю, что только ты сможешь справиться.
Я, конечно, поблагодарил Вячеслава Ивановича за оказанное доверие, но и ответил, что не хотелось бы стать Героем Советского Союза посмертно. Задача представлялась сложно выполнимой — ущелье узкое, душманы и пограничники находятся рядом, невозможно ни подлететь скрытно, ни противника уничтожить. Однако, все же стал думать — как выполнить задачу. Вернулся к Сухову, с предложением:
— Нужно снарядить шесть вертолетов бомбами. Но бомбить они будут только по моей команде.
Вылетели. Над местом боя связался с командиром боевой группы. Тот дает мне «целеуказание»:
— Ты видишь большой камень?
А там все камни большие, куда ни глянь. Отвечаю:
— Когда буду проходить прямо над тобой — дай знать.
Сделал заход. Басмачи палят вовсю. Командир молчит. Развернулся, повторил заход. Под огнем. Слышу, наконец, кричит:
— Ты надо мной!
Увидел я камень, за которым наши прятались — на самом деле большой. Дал команду одному из вертолетов прикрытия сбросить одну бомбу. Когда та взорвалась, душманы были вынуждены укрыться; сделал еще один заход и резко пошел вниз. Спрятал фюзеляж за этот самый камень и кричу бортмеханику:
— Грузитесь быстрее, а то нас собьют!
Басмачи в раж вошли, стреляют без остановки. Пули ударяются в камень, осколки от него бьются о фюзеляж, топливные баки. Я даю команду следующему вертолету бомбить. Это заставляет противника утихнуть и дает возможность нашим начать погрузку. Однако, как только вертолет уходит, басмачи начинают долбить с новой силой!
