Служба на Чукотке проходила в суровых условиях как для жизни, так и для службы. Очень сложные метеоусловия, короткий световой день — зимой 3–4 часа. Перелеты с аэродрома на аэродром на полуострове осуществлялись по правилам министерства гражданской авиации. При полетах на охрану границы нормы безопасности у пилотов-пограничников отличались от тех, что действовали для гражданских летчиков. Поэтому при низкой облачности и малой видимости гражданские пилоты не летали, а мы поднимали свои машины в воздух.
Наша часть базировалась в поселке Урелики. Поначалу я входил в состав экипажа Василия Гогунского, был летчиком-штурманом. С восемьдесят второго года меня повысили — стал командиром экипажа. Летать доводилось в самые удаленные места — на острова Ратманова, Врангеля. Наши вертолеты снабжали заставы, высаживали наряды, выполняли санрейсы.
В 1982 году меня направили в командировку, в Краснознаменный Среднеазиатский пограничный округ (КСАПО). Понятное дело — то была командировка на войну в Афганистане. Хотя официально пограничники в ней не участвовали, мне было известно, что придется действовать на «той» стороне. Жена переживала, к тому времени уже подрастала дочка. Но такова уж доля жены офицера-пограничника — ждать!
В 1982 году Марыйский полк только формировался, людей было мало, поэтому прибывшие экипажи сразу включились в боевую работу. В ту командировку мне довелось участвовать в двух операциях — в районе Пянджа и Чаршанги. Мой экипаж выполнял задачи по высадке десантов, их огневой поддержке и снабжению.
С самого начала сказалась специфика тех мест. В горах — воздух разреженный, машина ведет себя иначе, чем на равнине. Впрочем, и на равнине было не просто, особенно если площадка покрыта толстым слоем пыли. При посадке на такую площадку пыль поднималась облаком, из-за чего всегда была опасность разбить машину. Но больше всего шокировала разница в климате. На Чукотке, когда мы улетали, было около десяти градусов тепла. В Афганистане было за сорок! Плюс — вездесущая пыль.
Были и совсем уж неожиданные «сюрпризы». Как-то с одного «борта», это был Ми-24, пришел доклад: «У нас в кабине змея!» Непонятно, как гадина сумела пробраться внутрь вертолета. Едва только машина коснулась полосы, как экипаж пробкой выскочил наружу. Все, кто был свидетелем происшествия, собрались вокруг вертолета — стали думать, как извлечь змею из кабины. Никто не решался — вдруг она ядовитая! Решили закидать вертолет дымовыми шашками. Так и сделали — змея не выдержала дыма и выползла наружу.
После возвращения на Чукотку я продолжил обычную службу. Впрочем, иногда она становилось не совсем обычной. Как-то в 1 983 году моему экипажу довелось участвовать в эпопее с «Рэйнбоу-Вэриором». Этот «Воин радуги» был судном «Гринписа». Появилась информация, что со стороны США к советскому берегу подошло судно и пытается высадить на сушу группу людей. В тот день были сложные метеоусловия. Наш вертолет в пограничном отряде подобрал оперативную группу и отправился к месту нарушения. Помимо нас в операции участвовал ПСКР ледокольного типа «Волга».
На месте увидели следующую картину. Нарушители на резиновой лодке предприняли попытку высадиться на советский берег. Тогда с ПСКРа поднялся вертолет Ка-25, который воздушным потоком винтов опрокинул лодку, затем с помощь лебедки экипаж вертолета поднял, оказавшегося в воде гринписовца и доставил его на борт «Волги». «Зеленые» объясняли свои действия протестом против забоя китов. Китов забивали местные жители — чукчи, для которых это являлось традиционным промыслом. Гринписовцы требовали прекратить охоту на китов, поскольку СССР, мол, богатая страна и может обеспечить чукчей продовольствием без подобного промысла. Но, скорее всего, это был только повод для осуществления провокации на удаленном участке границы и проверка пограничников на бдительность.
В 1985 году моя жизнь кардинально изменилась — для постоянного прохождения службы меня перевели в Марыйский авиаполк. Командовал полком подполковник Романюк. В Марыйском авиаполку поддерживалась высочайшая степень боеготовности. В течение двух часов весь полк мог вылететь в любую точку своей зоны ответственности и выполнить боевую задачу. Почти весь личный состав обладал огромным опытом. Многие военнослужащие полка бессменно служили здесь помногу лет. С тех пор с 1985 по 1994 год я постоянно служил в Туркмении.
Когда я прибыл в Марыйский авиаполк — боевые действия были в самом разгаре. Главной задачей для Ми-8 была высадка десантов на сопредельной территории. Отношения с десантниками у нас были отличные, взаимопонимание — полное. Особенно хорошие отношения сложились у нас с бойцами Керкинской ДШМГ. Иначе и быть не могло, ведь в ходе боевых операций, которые следовали одна за другой, мы могли надеяться только друг на друга.
Мы выполняли и прозаические задачи. Так в 1986 году моему экипажу пришлось участвовать не совсем в обычном деле — искать стадо овец, угнанных афганскими пастухами у своих советских коллег. Весной восемьдесят шестого в приграничный район Туркмении проникло несколько афганцев. На участке прорыва на тот момент не было «системы», ее поставили позже. Афганцы сумели отбить большое стадо и погнали его через границу, к себе домой. Местные жители обратились к пограничникам с просьбой о помощи. Нужно было спешить, поскольку стадо могли разбить на мелкие группы, и найти овец было бы уже невозможно.
Мы взяли на борт бойцов ДШМГ и полетели в Афганистан. С высоты мы высматривали всех овец, что попадались по пути. Туркменские овцы сильно отличались от афганских, к тому же стадо было довольно крупным. После длительных поисков стадо удалось обнаружить. Мы высадили бойцов-десантников и вернулись на базу. А десантники подогнали овец на советскую территорию.
Особо врезался в память день 10 марта 1987 года. Незадолго до того, 8 марта, противник обстрелял ракетами советский райцентр — город Пяндж. В результате один человек погиб, двое были ранены. Обстрел по указанию одного из лидеров душманов Гульбеддина Хекматиара произвела специально сформированная для этой задачи группировка душманов, численностью до ста пятидесяти человек. Советская сторона не могла оставить обстрел безнаказанным. С 9 по 31 марта была проведена операция «Возмездие», в ходе которой группировка была разгромлена.
Основной накал боевых действий пришелся на 9 марта. Наши вертолеты с десантом на борту настигли противника. Николай Калита высадил десант, отрезая противнику путь вглубь Афганистана. Неожиданно с экипажем Калиты пропала связь, он перестал отвечать на запросы. Мой однокашник по летному училищу, Александр Пашковский обнаружил вертолет Калиты на земле и приземлился неподалеку. Оказалось, что машина Калиты получила три гранатометных попадания — в хвостовую балку, кабину и днище. Сам Калита был тяжело ранен. Пашковский приказал летчику-штурману эвакуировать экипаж Калиты, а сам, решился на крайне рискованный поступок — перегнать подбитую машину в Пяндж, на базовый аэродром. Это было непросто, поскольку вертолет был полностью обесточен, работала только дублирующая гидросистема. Фонарь в кабине был полностью выбит. Граната попала в аккумуляторы, располагавшиеся позади места командира экипажа. Несмотря на повреждения, ему удалось поднять машину в воздух и вернуть ее на советскую территорию. Позже этот вертолет восстановили, и он продолжил летать. А Пашковский за свой подвиг был награжден орденом Ленина.
