– Ты куда-то собираешься? – спросила она, когда я впустила ее.
– Утром мне нужно помочь Хлое с ее прилавком для Хеллоуина на фермерском рынке, днем у меня репетиция, а вечером я работаю.
– Столько всего. У тебя все нормально?
– Да. – И что бы она сделала, если бы я ответила «нет»?
– Так жаль, что тебе придется работать в Хеллоуин.
– Ага.
– Полагаю, ты предпочла бы остаться дома и заняться своим шитьем? – Она подошла к моей швейной машинке и взяла в руки пару фрагментов выкроек, чтобы взглянуть на них поближе. – Ты такая умная, что, конечно, сможешь разобраться, что к чему.
Прикладывая максимум усилий, чтобы сделать это аккуратно, я забрала у нее из рук части выкроек и засунула обратно в правильные конверты, чтобы они не потерялись. Мне бы хотелось, чтобы мать держалась подальше от моих вещей, а еще лучше, от моей комнаты. Все эти разговоры в стиле мама – дочка были крайне неловкими и некомфортными. Нам нечего было сказать друг другу. Или, что вернее, она создавала неиссякающий поток пустой болтовни, а мне нужно было сказать так много, что я старалась совсем ничего не говорить, чтобы меня не прорвало.
– У тебя всегда были умные пальчики – еще когда ты была маленькой девочкой, тебе нравилось создавать одежду, – она полистала мой альбом для набросков, улыбнувшись при виде моделей, на которые вместо ткани я приклеила предметы одежды, вырезанные из фантиков, осенних листьев и старой упаковочной бумаги от подарков.
– Да ладно?
– Да, ты разве не помнишь? Ты была совсем крошкой и делала одежки для своих кукол и игрушек. Ты мастерила наряды для своего мишки Тедди и Барби из кухонных полотенец. А шляпы – из бумаги, салфеток и всего такого. Ты так любила одевать их, это было твоей любимой игрой, и уже тогда у тебя был к этому талант.
– Я шила одежду? – спросила я с интересом, вопреки самой себе.
– Думаю, там больше в дело шли резинки и скотч, но я могу проверить, если хочешь. Я сохранила все твои поделки, они в подвале. – Ее лицо озарила радость от идеи раскопать старые сокровища. – И, конечно же, там и твой Тедди, – ее улыбка растаяла.
– Ты позавтракала? – спросила я.
– Я съела два сникерса, это считается?
– Сникерсы? На завтрак?
– Я открыла упаковку конфет, которую купила для сегодняшнего Хеллоуина, и просто не смогла удержаться.
– Ты ведь знаешь, что шоколад усиливает твою астму. Тебе следует больше заботиться о своем здоровье.
– Ты упрекаешь меня по поводу питания? – спросила она, иронично улыбаясь. – А кто тут мама-то?
Хороший вопрос.
– В общем, попробовав их, я могу подтвердить, что это превосходные конфеты, а не дешевая подделка. Они точно понравятся деткам, собирающим сладости. И я заполучила эту коробку по отличной скидочной цене.
Я знала, что она всего лишь пытается завязать разговор, но у меня не было ни времени на ее рассказы о том, как она планировала накормить чужих детей, ни терпения на ее рассуждения об онлайн-покупках.
Так и не дождавшись моего ответа, она спросила:
– Ты слышала, как я сказала, что выгодно купила конфеты?
– Что ты хочешь от меня – медаль за то, что снова потратила деньги, которых у нас нет?
– Ты так жестока ко мне, Пейтон, – сказала она, и в ее глазах засверкали слезы.
Лучше бы она разозлилась на меня, вместо того чтобы вот так обижаться. У меня были подозрения, что я выводила ее специально, чтобы спровоцировать на вспышку гнева, но даже если так, все мои усилия были тщетны. Она никогда не выходила из себя, не кричала на меня, не лишала меня телефона, не сажала под домашний арест. Она просто позволяла мне обижать ее, а потом смотрела с обидой и слезами в глазах. И это лишь еще больше раздражало меня. Мне хотелось схватить ее за плечи, встряхнуть так, чтобы зубы застучали, и крикнуть: «Проснись!» Мне хотелось шокировать ее, или напугать, или взбесить, чтобы она вернулась к жизни. Но что бы я ни делала, казалось, становилось только хуже.
Мне просто необходимо было уехать от нее, прежде чем я наврежу нам обеим настолько, что ничего уже нельзя будет исправить.
– Что я сделала, чем так разозлила тебя? – спросила она, даже не пытаясь вытереть слезу, катившуюся по ее щеке.
– Речь скорее о том, чего ты не сделала.
– О чем ты? – Казалось, она на самом деле была озадачена. Неужели она и вправду была настолько непонятливой, настолько зацикленной на самой себе?
– Мам, я даже не знаю, с чего начать.
К счастью, мне и не пришлось, потому что с улицы донесся тройной автомобильный гудок. Этот сигнал просто спас меня.
– Это Хлоя. Мне пора.
Перелезая через подоконник, я поймала последний взгляд матери, стоящей в центре моей идеально чистой комнаты, все еще сжимающей в руках мой альбом для набросков. Она выглядела потерянной, а еще, может, одинокой. Я ощутила укол вины или, может, сочувствия.
– Прости. Я не хотела обидеть тебя, – сказала я. – Оставь мне немного шоколада, и мы устроим полуночный пир, когда я вернусь домой с работы, ладно?
Она улыбнулась мне с такой трогательной благодарностью во взгляде, что я моментально почувствовала себя еще более виноватой. И раздраженной. Ну, по крайней мере, я была настолько же плохой дочерью, насколько она матерью. Мы были парой, абсолютно не справлявшейся со своими обязанностями, она и я.
Фермерский рынок выглядел умилительно: деревянные прилавки, соломенные тюки, вырезанные тыквы, гирлянды из оранжевых флажков-треугольников и расхаживающие туда-сюда менестрели, играющие на флейтах и тамбуринах. Маленькие дети с лицами, разрисованными под черепа, ведьм и котят, бегали между рядами, а радостные собаки зарывались в собранные граблями кучи опавших листьев.
Прилавок Хлои представлял собой идеальный натюрморт с угощениями в стиле Хеллоуина, при виде которых выворачивало желудок: ведьмины пальцы из бисквита в зеленой глазури с ногтями из колотого миндаля, скользкие мармеладные червячки, шоколадные пауки, шоколадные кексы в виде могилок с надгробиями из белого шоколада, красные бисквитные шарики на палочках, изображающие окровавленные глазные яблоки.
– Когда ты успела все это приготовить? – спросила я, когда увидела весь ассортимент, разложенный на скатерти с рисунком в виде скелета. Я знала, что школьная нагрузка Хлои была по меньшей мере такой же, как у меня.
– Почти все приготовила мама.
Это должно быть так приятно.
– Но я посыпала кокосовой стружкой лапки пауков, – гордо сказала Хлоя.
– Отличная работа, они почти слишком тошнотворные, чтобы их есть, – почти. – Я уже умяла одного паука, растерявшего ноги во время транспортировки. – И передай маме, что они потрясающе вкусные.
