– Хэмбон?
– Какая разница? Или та дама с грудью, соблазняющая парня, который явно не хочет к ней приближаться.
– Джози?
– Да какая разница. Это все ненастоящее.
– Не подлинное, ты хочешь сказать.
– Нет.
– Подлинный драматический театр – театр профессиональный.
– Тогда – да. Это непрофессионально.
– Но это не так. Мы продаем билеты. Нам платят за них.
– Хорошо. Если люди за что-то платят, это еще не означает, что товар доброкачественный. Эти Борелли вцепились в семейный бизнес, никому не нужный, ухватившись за старую мечту, подобно какому-то бедняге недотепе, висящему на ветхой веревке над пропастью. В конце концов веревка порвется и он разобьется на острых утесах, превратившись в котлету. Но если и удержится, то что с того? Изотрет руки в кровь. И все тут. Борелли держится, но долго это не может продолжаться. Да и здание уже почти приговорено.
– Ты что-то слышала?
– Нет, я просто зашла в дамский туалет, и у меня нога провалилась под линолеум, когда я мыла руки.
– Тебе пьеса не понравилась, правда?
– Второй раз я туда не пошла бы, если ты об этом спрашиваешь.
– Никогда?
– Никогда, если у меня есть выбор.
Ники откусил от своего сэндвича и медленно начал жевать. Мягкое мясо, теплый сыр и острый перец были вкусны, но он не мог этим наслаждаться. Он думал, что, возможно, никогда не вернется в Театр Борелли, и что это значит для него, и во что это его превратит. Он мог представить, что никогда больше не сядет за руль такси, но не мог представить жизнь без Театра Борелли.
– Ник, ты ешь слишком долго.
Пичи покончила с едой и вытерла руки бумажной салфеткой. Камелия на шляпке свесилась ей на шею, и она выглядела как маленькая девочка. Огромные глазищи, едва заметный подбородок, томление и желание на лице, да еще этот нимб из розовой органзы вокруг головы.
– Я сказала что-то не так? Ма говорит, что я постоянно пережимаю. Я пережала, да?
– Нет. Конечно, нет.
– Ну не знаю, иногда я все неправильно говорю. – Ее карие глаза наполнились, как аквариумы. – Да и делаю все неправильно.
– Ну не надо. Не плачь, Пичи.
– Вдруг возникло чувство, будто у меня что-то отобрали.
– Почему?
– Как будто мне запретили рассказывать, что я чувствую. Как будто я должна все скрывать.
– Я от тебя никогда этого не требовал.
– Отлично. Потому что я не умею. Мы слишком долго вместе, чтобы так обращаться друг с другом.
– Ты права.
– К тому же все кончается для меня мигренью. Мне это надо? И так забот хватает.
Она протянула к нему обе руки, с одной свисала сумка:
– Пошли. Мне на работу завтра спозаранку.
– Может, поймаем автобус? По вечерам разрешают брать велики с собой.
– Не-а, нам полезен свежий воздух. – Пичи нежно поцеловала Ники в губы. – Все отлично. Замечательно. Пока мы вместе.
Ники аккуратно запаковал остатки своего сэндвича и протянул сверток Пичи. Она села на раму, и Ники помог ей устроиться поудобней. Она держалась за руль, и он, наклонившись, поцеловал ее в шею, а потом тронулся с места.
Фрэнк Арриго ехал по мосту медленно-медленно, потому что хотел, чтобы вечер с Каллой как можно дольше не кончался. Она была именно той, кого он искал, – дерзкой итальянской девчонкой из Саут-Филли. Младше его, но далеко не глупа. Глупых он не переносил. И хорошенькая к тому же, но не из тех, к кому бы он не посмел подступиться. Она вроде бы не сильно обращала внимание на прическу, просто позволяла волосам развеваться. Ему нравилось, что она согласилась оставить верх машины поднятым. Что она все подобрала с тарелки и что отведала вина. И что не заказала коктейлей с бумажными зонтиками. Он готов был побиться об заклад, что в жаркую погоду она пьет пиво. Калла скользнула поближе к нему на переднем сиденье и взяла его за руку.
Фрэнк и Калла миновали Ники и Пичи на пешеходной дорожке моста, два силуэта в темноте.
– Бедняжки на велосипеде, – прокомментировал Фрэнк.
– Что в этом плохого? – Калла смотрела, как парочка свернула с моста на дорогу вдоль реки.
– Не знаю. У них нет машины.
Фрэнк погладил приборную панель «понтиака-торпедо».
– Я думаю, это романтично. – Калла наблюдала, как пара исчезает в темной ночи.
– Романтику оставь мне. – Фрэнк прибавил скорости и включил радио.
Ники вез невесту по дороге, а бледное серебро луны озаряло ему путь у реки. Пичи закрыла глаза и позволила холодному ночному воздуху унести подальше все заботы, которые еще остались. Не так много девушек в мире, которые согласны на сэндвич в парке и велосипед на обратный путь к дому, но Пичи Де Пино оказалась именно такой и согласилась. Для Ники Кастоне это делало ее «той самой» девушкой.
ТЕЛЕГРАММА
КОМУ: Э. ГУАРДИНФАНТЕ
ОТ: К. ГУАРДИНФАНТЕ
10.05.1949
VAGGIO PIACEVOLE. PIЩ DALL AMERICA ALL’ ARRIVO
[39].
Теплоход «Вулкания» плыл по Атлантике уже пять дней, когда под дверь каюты второго класса, которую занимал посол Карло Гуардинфанте, просунули приглашение, написанное от руки.
Будем очень признательны за удовольствие видеть Вас сегодня вечером на обеде и танцах в 20:00 в Большом зале.
(Глаза Карло расширились.)
К нам присоединятся капитан Джек Ходжинс
(Карло потрясенно кивнул),
мистер и миссис Джозеф (Изабелла) Скаччьяферро,
мистер и миссис Аттила Марио Селтембрино
(Дорена Фата) Кастеллани
и
миссис Патрисия Дзампиери.
Сердце посла чуть не выпрыгнуло из грудной клетки. Скаччьяферро, Кастеллани и вдова Дзампиери были титанами американской индустрии, импортерами итальянского мрамора с тесными связями в карьерах Тосканы. Они снабжали американских строителей превосходным каррарским мрамором для дворцов, церквей и монументов. Приглашение предлагало именно то общество, на которое посол рассчитывал, ступая на борт теплохода «Вулкания». Его взгляд упал на последнюю деталь.
Форма одежды: официальная.
Карло ослепит их своим парадным мундиром. Элизабетта все предусмотрела.
