– Их цель – это наша цель. – Она ударила кулаком по своей ладони. – Ноги, голова и руки. Все это у них есть. Но воля… она здесь, – она ткнула Эльбу в грудь, – будь сердцем.
– Чьим сердцем?
– Сердцем мужчины.
Эльба в недоумении прищурилась, а знахарка с сожалением поджала губы. Ее голос неожиданно стал совсем тихим и хриплым:
– Мы не выбираем тропу. Мы лишь оставляем на ней следы. Иногда приходится ступать по чьим-то следам, потому что по той тропе проходили уже многие. А порой приходится пробивать свой путь. – Женщина обхватила хрупкое лицо девушки ладонями. – Ты будешь первой, Эльба. И даже если ты не хочешь быть сердцем Вольфмана, стань сердцем Вудстоуна.
Эльбу душили рыдания, но она зажмурилась и кивнула. Из ее глаз полились слезы, и знахарка неожиданно тоже заплакала. Она смахнула слезы со своего лица и провела мокрыми пальцами по щекам молодой речной нимфы.
– Я благословляю тебя. – Они посмотрели друг на друга. – Жизнь приходит и уходит, но имена остаются навечно. Пусть имя Эльбы Полуночной странствует по океану столько, сколько дышит народ Калахара.
Эльба
Рия не вышла попрощаться.
Атолл подошел к старшей дочери, но она даже не взглянула не него.
Первые несколько часов пути Эльба думала лишь об этом. Почему Рия не поборола обиду и не вышла из замка? Почему она, Эльба, не поборола обиду и не простилась с отцом?
Полуночные славились упрямым нравом. Но раньше Эльба не обращала на это внимания.
Ехать верхом было невероятно тяжело. Девушка постоянно сползала с седла, и ее лошадь недовольно покачивала головой. Фьорд тоже чувствовал себя не в своей тарелке. Он не подавал виду, но Эльба видела, как побелели его пальцы, сжимающие поводья.
Вольфман послал семерых воинов за будущей королевой. Эльба подумала, что ему недостает щедрости, раз она достойна лишь семи стражей, но потом вспомнила об отце, который отправил с ней одного Фьорда. Интересно, это от самоуверенности или от глупости? Эльбу не покидало странное чувство тревоги, и она поглядывала по сторонам сквозь тонкую вуаль в поисках опасности. Ей стало совсем невмоготу, когда за спиной остались Северные ворота – древние плакучие ивы, ветви которых сплетались высоко в небе толстой аркой. Фьорд предлагал отправиться в Вудстоун коротким путем, через Южные ворота, но Атолл запретил приближаться к границе Арбора. По его мнению, там могли находиться солдаты Алмана, а встреча с ними закончилась бы кровопролитием.
За спиной Эльбы ехала большая неповоротливая телега. В ней везли дары Эридана – рыбу, сети, ожерелья из жемчуга и пресную воду. Воды в Станхенге было достаточно, но пресная вода Дор-Валхерена считалась святой. Даже люди Вудстоуна так считали, несмотря на свои предубеждения насчет религии и магии стихий.
Неожиданно лошадь дернулась в сторону и Эльба чуть не упала, но упрямо вцепилась пальцами в гриву, чтобы удержать равновесие. Капризная кобыла громко фыркнула.
– Миледи, ну что же вы делаете? – Рядом с Эльбой оказался молодой командир в лязгающих доспехах. – Она так и вовсе вас сбросит.
– Я с удовольствием продолжу путь пешком.
– Пешком идти долго.
– Но тогда я хотя бы останусь в живых.
Фьорд усмехнулся, покачав головой, и Эльба недовольно покосилась на него. Она не собиралась разговаривать с братом, но все-таки не сумела сдержать поток искренней злости, бурлящий внутри, и спросила:
– Может, мне нарочно с нее свалиться, чтобы поднять тебе настроение?
– Тогда мне тоже придется слезть, чтобы поднять тебя.
– Так сказал отец или ты сам решишь мне помочь?
Фьорд только стиснул зубы. Эльба отвернулась.
Речная нимфа совершенно не понимала, куда направляются стражи Вольфмана. Они плутали среди бесчисленных величественных холмов, и Эльбе казалось, что она тонет в жутком кошмаре. Какой бы красивой ни была земля, каким бы голубым ни было небо, она ехала в клетку, которую для нее выстроили обстоятельства и родные люди.
Неожиданно кто-то чихнул. Фьорд повернулся к сестре и поинтересовался:
– Тебе холодно?
– Мне? Я не… – Эльба настороженно нахмурилась. – Это была не я.
– Но кто тогда? Это явно была женщина.
Фьорд замолчал. Солдаты дружно обернулись. Все уставились на телегу с дарами из Эридана и замерли, позволяя ветру кружиться вихрем над их головами.
Командир решительно спрыгнул с лошади.
– Постойте! – Эльба неуклюже сползла вниз и коснулась ногами земли.
– Не двигайтесь, миледи.
Нимфа не собиралась его слушать. Она отряхнула с рук пыль и последовала за командиром, как вдруг перед ней вырос Фьорд.
– Тебе же сказали не двигаться, – недовольно бросил он, – почему бы просто не послушать?
– А почему я должна его слушать? Потому что он носит доспехи? Потому что он так грациозно сидит в седле? Или, может, потому что он мужчина?
– Потому что опасно разгуливать там, где тебе…
Эльба обошла Фьорда и побрела за стражами к телеге. Брат уже собирался было схватить ее за плечо, но она обернулась и отрезала:
– Не смей.
– Эльба, пожалуйста, прекрати.
Она не хотела прекращать. Не могла. Они выгнали ее. Продали. И брат молчал, как будто ему нечего было сказать. Возможно, все они были правы. Возможно, на это ее обрекли предки и в том были ее честь и призвание. Но они могли хотя бы притвориться, что у нее есть выбор. Она бы выбрала правильно, она бы уехала! Но уехала бы по собственной воле, и это было бы решением свободного человека, а не вынужденной мерой.
Стражи выхватили мечи и направили их на телегу. Они медленно подходили, пока не остановились совсем вплотную. Командир резко потянул на себя толстую ткань, прикрывающую крышу.
– Стойте! – послышался высокий испуганный голос, и клинки застыли в воздухе. Лица Фьорда и Эльбы вытянулись. – Не надо!
Эльба изумленно вскрикнула:
– Рия?
Младшая дочь Атолла Полуночного спрыгнула с телеги и отряхнула платье от пыли. Она виновато нахмурилась, как делала всегда, когда попадала в неприятности, и скрестила на груди тонкие ручки. Ее выразительные темно-синие глаза сузились. Нахохлившаяся и неуклюжая, Рия стояла пред братом и сестрой и надеялась, что они не заметят ее карманов, набитых вырванными листами из священных книг Эридана.
– Только папе не говорите. Он точно не обрадуется, когда узнает, что я сбежала.
– О боги… – Фьорд обессиленно опустил меч, запрокинул голову и взглянул на бирюзовое небо. Недовольство превратилось в гнев, который тут же погас. Он подошел к Рие и посмотрел на нее усталым взглядом:
– Отцу мы ничего не скажем…
