Эльба и Вольфман спустились к оружейным мастерским. Люд Вудстоуна собрался у подножья замка, чтобы встретить молодоженов и воочию увидеть самую пленительную из всех невест Калахара. Люди махали руками – мужчины в испачканных сажей рубахах, женщины в прелестных платьях, которые ни одна из них раньше никогда не надела бы на улицу. Возможно, они позаимствовали наряды у знакомых или сшили их сами специально для венчания нового короля Станхенга. Эльба пыталась улыбаться, но не могла побороть чувства тревоги и страха. Она то и дело смотрела на ноги Вольфмана, боясь, что они вновь подогнутся, следила за его глазами, которые бегали по сторонам, будто у него случился припадок. На его бледной коже проступили капли пота, и Эльба потянулась стереть их, но тут же отдернула руку. Ей не следовало привлекать внимания. Она вдруг услышала в голове голос Фьорда: «Сейчас он не просто человек. Сейчас он король».
А у короля не должно быть слабостей, хотя бы в глазах народа.
Когда впереди показалось возвышение, на котором покоились громоздкие каменные глыбы, у Эльбы перехватило дыхание. Они были совсем близко, но Вольфман дышал с таким трудом, будто кость застряла у него поперек горла. В какой-то момент на плечи Эльбы легла не только ответственность перед предками Вудстоуна и Эридана, но и сам Вольфман. Их ладони вспотели. Юноша с такой силой опирался на девушку, что ей казалось, будто она тащит на своей спине гигантского медведя.
«Ничего, – думала она, несмотря на боль во всем теле от незаживших ран и синяков после схватки с дикарями. – Я справлюсь».
– Бога ради, – капризно выдохнул Вольфман, – когда уже это мучение закончится?
– Мы почти на месте.
– Ты совсем не устала?
– Я в порядке.
– О, как бы я хотел твои руки и ноги! А еще твое крепкое сердце.
Эльба взглянула на юношу и поймала его усталый взгляд. Каким же хрупким он казался. Эльба едва его знала, но прониклась сочувствием к этому болезненному, но храброму мужчине, который изо всех сил желал отомстить за отца и увековечить свое имя.
Она смотрела в его орехово-зеленые глаза и понимала, что Вольфман – человек достойный. От этого сердце болело сильнее, ведь пусть он был храбрым и упрямым мальчишкой, но оставался слабым королем. Он не смог бы подчинить себе Арбор.
И он никогда не смог бы подчинить себе Эльбу.
– Мы почти пришли, – ободряюще произнесла девушка и крепче сжала его руку. – Идемте, Вольфман. Скоро наш кошмар обратится в пепел.
Он нехотя кивнул. Они поднимались по склону, задыхаясь, хотя погода, словно смиловавшись, благословляла их прохладными порывами ветра, а солнечные лучи скрылись за тучами. Наконец-то перед молодоженами появилась невероятно высокая и неровная каменная глыба, а затем открылся вид на остальные шесть скульптур.
Эльба и Вольфман остановились в центре круга предков Вудстоуна, и земля под их ногами задрожала. Или это дрожали их колени?
Эльба откинула голову и прикрыла глаза, наслаждаясь прохладой. Их путь от замка до хребта Станхенга завершился, но как короля и королевы Вудстоуна только начинался. Эльба почувствовала, как Вольфман снимает повязку с их рук. Он потянул на себя зеленую ленту и чуть не упал, пошатнувшись назад.
– Осторожно. – Эльба снова сжала его руку. Вольфман открыл глаза, взглянул на нее и почувствовал себя пленником этой невероятной красавицы с раскрасневшимися щеками. Она кивнула и помогла ему встать ровно. – Держитесь за меня, Вольфман.
Он растерянно моргнул, ведь все должно было быть совершенно иначе. В Станхенг должна была приехать слабая девчонка, которую сумел бы приструнить род Барлотомеев, но приехала она – речная нимфа, сильная и способная бороться за жизнь и идеалы.
«Это начало твоего правления и конец моей жизни», – вдруг подумал юный король.
Аргон
Аргон сдерживал дикий пожар в своей груди. Он не помнил, как сокол опустился на землю в окружении знакомых домов и заплаканных лиц. Не помнил, как Ксеон спрыгнул с птицы и помог спуститься Рие.
Аргон яростно вскрикнул, пришпорил птицу и, до скрежета стиснув зубы, снова взмыл в серое небо.
– Аргон! – громко позвал друга Ксеон и вытянул перед собой руку, но тот уже парил над землей, летя навстречу возмездию.
В его зеленых глазах горело безумие, сердце бешено стучало, так что ребра кололо. Аргону казалось, что из его тела торчат гигантские шипы. Раны не затягивались, они кровоточили, становясь все больше и глубже. Но ему не было больно… Аргон ничего не чувствовал, кроме горячего, безрассудного и неукротимого желания причинить боль тем, кто причинил боль его семье.
Аргон в ярости смотрел вперед.
Он доберется до Алмана Барлотомея. Он прилетит в его замок и снесет голову каждому, кто окажется на его пути. Он посмотрит королю Вудстоуна в глаза. Умирая, Алман увидит такие же глаза, как у человека, которого он убил. Он увидит Эстофа из Дамнума и будет молить его о пощаде.
Нет!
Никакой пощады.
К черту последствия! Алман Многолетний отнял у него отца, самого дорогого человека, которого Аргон любил. Человека, на которого он хотел быть похожим. Человека, без которого жизнь не имела смысла. Отец не говорил, что любит Аргона, но он любил. Аргон знал об этом и без слов. Он вообще понимал отца без слов. После смерти матери остались лишь они – отец и сын, сын и отец. А теперь и его не стало.
Отца больше не было.
Аргон свирепо зарычал и стиснул перья птицы. Сокол взмахнул крыльями, спутав облака и дым, и полетел еще быстрее, словно стрела, пущенная к звездам.
Когда перед предводителем показался край арборского леса, он зло оскалился. Осталось совсем немного, а потом он доберется до Осгода Беренгария и выпустит наружу его кишки. Он подарит их Алману, чтобы тот полюбовался окровавленными внутренностями своего лучшего воина. Может, скормить их ему? У короля Вудстоуна неплохой аппетит. Он набивает свое брюхо вином, мясом и золотом, пока люди вокруг него голодают и умирают в агонии, пока жены развеивают пепел своих мужей по ветру. Алман давно заслуживал смерти, нужно было убить его раньше, пока отец был еще жив. Почему же они не восстали раньше? Почему довольствовались украденным, а не требовали справедливости? Свободолюбивый народ, который никогда и ни перед кем не преклоняет колени. Глупцы!
Аргон пролетал над границей Арбора, когда вдруг заметил в сумрачном свете блеклый столб дыма. Он шел от сгоревшего дерева на краю утеса. Аргон присмотрелся внимательнее, и внутри у него похолодело. Пожалуй, никогда в жизни он не испытывал подобного чувства полной растерянности и отчаяния. Он прищурился и внезапно понял, что под обугленными ветвями свалена гора пепла.
Юноша посмотрел на горящие огни Арбора, потом на тлеющие угли, затем снова на деревянный город гордецов и зажиточных бесчувственных господ, для которых не имело значения, кто ты и откуда. Для них ты был никем. Аргон зажмурился от боли, прокатившейся вдоль позвоночника, и направил птицу к утесу.
