– Что делать? – спросил Аргон и посмотрел на Хуракана. – Я был там и видел то, что осталось от моего отца… Я должен взять оружие и кинуться на Алмана. Но я ведь не идиот, я знаю, чем это обернется.
– Тогда… не делай этого. – Старик спокойно пожал плечами. – Никто же тебя не заставляет бросаться с головой в пропасть, мак.
– Но отец погиб.
– И что? Теперь и тебе нужно к нему присоединиться?
– Ты знаешь, о чем я.
– В тебе говорит обида.
– Обида? – Глаза Аргона вспыхнули злостью. – Какого черта ты говоришь чепуху, Хуракан? Если во мне что-то и говорит, то это гнев. Я готов вот этими руками раскрошить голову Осгода в пыль.
– И что потом будешь с ней делать? – Старик прищурился. – Развеешь над полем канувших в Лету воинов? Принесешь ее на крыльцо их вдовам?
Аргон стремительно зашагал вдоль утеса, чувствуя, что дикое пламя не унимается в его груди. Ему хотелось кричать, он готов был содрать с себя кожу. Его отец… самый близкий и родной человек погиб, а он ничего не мог поделать!
– Много людей переметнулось к Алману?
– Откуда же мне знать, мак? Говорят, что много. В основном из других кланов. Они попросту испугались. Не берись их винить, им тоже хочется выжить в этом безумии.
– Там, за утесом, стоят чужие корабли. – Аргон нервным движением смахнул со лба капли пота. – Это корабли Барлотомеев? Он собирается напасть?
– Твой отец потому и направился в Арбор, мальчик мой. Хотел договориться.
– Договориться.
– Это был шанс, и он им воспользовался.
– Как и Алман, – Аргон уставился на старика и процедил, – как и Осгод.
– Здесь нельзя оставаться, Аргон, – удрученно протянул Хуракан.
– Отдать Дамнум кучке узурпаторов без боя? Ну уж нет.
– Ты ведь всегда был умным, мак. Раскинь мозгами, а не рыдай, как тетушка Нубы, когда у нее заканчиваются сахарные конфетки, выкраденные вами из лагеря солдат.
– Мне трудно рассуждать, чертовски трудно. – Аргон помотал головой и провел ладонями по лицу. – Как я могу здраво рассуждать, когда моего отца закололи, будто свинью, а потом пришпилили к дереву и поджарили? Алман заслуживает смерти и мучений, он заслуживает это так же сильно, как я жажду отмщения.
– Месть и справедливость – разные вещи. – Старик подошел к Аргону и похлопал его по плечу. В его серых глазах читалась глубокая печаль. – Мы проиграли, мальчик мой.
– Нет.
– Да. Мы проиграли, твой отец проиграл. Он доверился своей интуиции.
– И она его подвела.
– Пойми, мак, – старик наклонился к Аргону, будто хотел поведать ему страшную тайну, – не всегда то, чего мы хотим – это то, что нам нужно. Нам еще представится возможность свергнуть мерзавца Алмана с трона, поверь мне. Духи нас проучили сполна, скоро они проучат и короля Вудстоуна, а ты, – он ткнул Аргона в грудь, – ты должен сейчас подумать о том, чтобы наследие твоего отца не кануло в Лету. Люди в Дамнуме ни перед кем не преклоняются? Вот только почему-то Эстофа они слушали.
– Я никогда не стану таким, как мой отец.
– Конечно, не станешь. – Хуракан вдруг ударил Аргона по макушке и, не обращая внимания на его яростный прищур, прикрикнул: – Ты должен стать гораздо лучше.
Аргон устало вздохнул и вновь посмотрел на бушующие волны. Интересно, кто управляет ими? Кто заставляет их бояться?
– Сами мы не отобьемся от людей Алмана, – медленно произнес юноша, глядя на розово-красный закат. Мысли тем временем ураганом кружились в голове. – Придется искать союзников. Кто желает того же, что и мы? Кто желает смерти Алмана Барлотомея Многолетнего?
– Пожалуй, на данный момент каждый второй в Калахаре.
– Станхенг. – Аргон решительно посмотрел на Хуракана, и его зеленые глаза сверкнули изумрудными искрами. Ветер завыл над головой. – Нам не придется сражаться с войском Алмана одним, потому что Вольфман Барлотомей уже собирает воинов для этой цели.
– Хочешь испытать удачу с еще одним Многолетним?
– Вольфман, должно быть, спит и видит, как пронзает клинком горло любимого дяди.
– Этот мальчишка совсем слаб.
– С нами он станет сильнее, – воодушевился Аргон. – Мы соберем людей и покинем Долину Ветров.
– Не лучше ли сначала поговорить с ним об этом, мак?
– Поговорить? А когда я вернусь сюда, то увижу руины?
– Это хорошая идея, мальчик мой. Правда, очень хорошая. Вот только…
– Что?
Хуракан расчесал дрожащими пальцами бороду и неуверенно нахмурился.
– Люди из Вудстоуна и Дамнума десятки лет не помогали друг другу.
– Да нам Лаохесана удалось победить лишь потому, что мы объединились! Мы давно должны были оглянуться, чтобы увидеть ответы на вопросы.
– Но мы разобщены.
– Так исправим это, Хуракан. Не ты ли учил меня, что процветание в будущем зависит от того, насколько хорошо мы помним свое прошлое? Я вспомнил. И остальные вспомнят.
Старик облизнул губы, легкомысленно взмахнул рукой и кивнул:
– Верно, мак. Я говорил об этом после третьей кружки медовухи.
– Собирай целебные склянки. – Лицо Аргона исказила ледяная ухмылка. – Утром мы покинем Дамнум и отправимся в Станхенг, встретимся с Вольфманом, а потом…
Он замолчал. Сердце дико забарабанило в груди, и Аргон со свистом выдохнул:
– А потом я убью Осгода. И Алмана. Я. Убью. Их. Всех.
Офелия
Офелия Уинифред Барлотомей не могла иметь детей. Она узнала об этом, когда на свет появился ее первенец. Мертвый первенец. Мертворожденным оказался и второй сын, несмотря на то что родился он через несколько лет после трагедии.
Тогда и заговорили о родовом проклятье. О бесплодии и насмешке богов. Вот только Алман в богов не веровал. Он не увидел никакого божественного знака в том, что у него не могло быть наследников, и очень быстро нашел решение этой проблемы в Колетт, робкой рыжеволосой служанке, помогающей на кухне. Она всего однажды встретилась с королем и перемолвилась с ним всего одним словом, но этого оказалось достаточно, чтобы породить на свет бастарда трона Арбора и законного правителя Вудстоуна. Колетт нашли мертвой уже на третий день после родов. Поговаривали, что она отравилась. Ребенок же пропал, и никто не знал, добрались ли до него нежные руки королевы Офелии или же мальчишку укрыли ее недруги ради его же безопасности. Во всяком случае доказательств, что Колетт на тот свет отправила миледи Уинифред, не было. Алман пытался разыскать сына, но его многолетние поиски так и не увенчались успехом, и вскоре об этих событиях позабыли, воспринимая их как сказки старых поварих, а неизменной осталась только Офелия со своим желанием подарить любимому мужу законного наследника. И пусть ее сердце уже не разгоняло кровь, как прежде, – некоторые даже считали, что у нее и вовсе не было сердца, – у Офелии оставались надежда и вера, переросшие в настоящую одержимость.
