– Все… все наши силы брошены на юг, ваше величество. Основной состав…
– Слышать ничего не желаю! Пусть Догмар явится ко мне. Прямо сейчас.
– А как же те люди, ваше величество? Они, кажется, из Дамнума. Их ведет молодой предводитель, сын Эстофа – вожака клана Утренней Зари. Он просит аудиенции.
Вольфман растерянно вскинул брови и застыл, будто кто-то облил его холодной водой. Летающие люди пересекли равнину, чтобы поговорить с ним? Неужели они пришли за покровительством в отместку остальным кланам? Мысли в голове закружились, Вольфману вдруг показалось, что прямо перед ним из мертвой земли проросли молодые побеги надежды. Еще вчера он был больным мальчишкой. А сегодня он – король, к которому приходят за помощью.
– Пусти предводителя ко мне, – приказал Вольфман. – Я приму его в малом зале. Но людей через ворота не проводить.
– Как скажете, ваше величество.
– И Догмар… да и Кнут… пусть они прибудут ко мне. Сейчас же.
– Да, ваше величество.
Страж кивнул, отчего забрало его металлического шлема резко захлопнулось, сорвался с места и понесся к ступеням. Вольфман повел лошадь обратно в конюшню.
– Боюсь, наш урок подошел к концу.
– Хотите заключить союз с летающими людьми?
– Союз? – Вольфман посмотрел на Эльбу и хмыкнул. – Вряд ли они будут рады какому-либо союзу. Это все-таки свободолюбивый народ Дамнума. С ними трудно дружить, но…
– Но?
– Можно сотрудничать.
Эльба задумчиво подняла брови и спросила:
– Вы им не доверяете?
– Конечно! Кто, будучи в здравом уме, доверится сильфу?
Она поджала губы. Сердце в груди взволнованно затрепетало. Она доверилась. И ее сестра исчезла, оказавшись под защитой абсолютно незнакомых людей, которые могли сделать с ней все что угодно, если только их намерения не были чисты. Девушка уговаривала себя, что Рия в надежных руках, что ее спасители – отважные добрые люди. Но с каждым днем ее вера в отважных и добрых людей угасала, как и вера в справедливость.
Вольфман помог ей спуститься с лошади.
– Ты… – Он потер пальцами виски. – Ты можешь пойти в свои покои. Или тебе хочется изучить улицы Станхенга?
– Я хочу присутствовать на переговорах.
Вольфман выпрямился. В его глазах вспыхнуло удивление. Он догадывался, что когда-нибудь, возможно, в самое ближайшее время, Эльба захочет разузнать больше о своих обязанностях касательно политики и экономики страны, но он не ожидал, что ее рвение так остро заденет его гордость. Женщины не допускались на собрания главного совета. Его мать Милена де Труа была опорой для отца в его покоях, но не в государственных делах. Эльба же приехала, чтобы стоять во главе страны. Но не править ею!
– Вряд ли ты услышишь что-то занимательное, – нерешительно пробормотал он.
– Мне все равно хочется присутствовать. Я должна понять, как это… происходит.
– Тебе правда интересно?
Эльба кивнула, и Вольфман нехотя согласился. Он понятия не имел, откуда в его сердце появилось это ядовитое чувство, но надеялся, что оно скоро исчезнет.
Он провел Эльбу до лестничного пролета и велел ей переодеться, а сам направился в малый зал, застегнув красные запонки. Лоб покрылся испариной, под плотной бархатной туникой кожа тоже вспотела. Вольфману казалось, будто тысячи рек стекали по его плечам, подмышкам и торсу. Он резким движением смахнул капли пота с лица и прошел в малый зал через заднюю дверь, обогнув деревянный стол и трон со спины. Главный визирь уже стоял у стола, любуясь позолоченными столовыми приборами, разложенными на белых салфетках.
– Ваше величество… – кивнул он, не отрывая глаз от острых зубцов вилки.
– Вы быстро пришли.
– Я люблю приходить первым.
– Что думаете насчет наших новых друзей?
– Друзей? – Карие глаза метнулись на Вольфмана, и их взгляд налился откровенной скукой. – Вы же не думаете, что мы подружимся с летающими людьми, верно, мой юный король?
– Это фигура речи, Кнут, – усаживаясь за стол, ответил тот.
– Не пугайте меня, ваше величество.
– Я лишь пытаюсь понять, как мне действовать.
– Ничего им не обещайте, – сложив на толстом животе руки, посоветовал Кнут и вышел на свет, из-за чего его кудрявые волосы заблестели. – У них нет выбора.
– А у нас он есть?
– Нет, но… они не должны об этом догадываться.
Хьюго заговорщически подмигнул, а Вольфман набрал в легкие побольше воздуха и водрузил ладони на гладкие подлокотники, уверяя себя в том, что ничего плохого не случится, несмотря на то что это его первые важные переговоры.
Вольфмана охватила паника, страшная, парализующая, будто ему на плечи обрушился каменный потолок. Ему внезапно жутко захотелось убраться из малого зала – уж больно душно становилось в помещении.
Прошло порядка двадцати минут, прежде чем двери малого зала распахнулись.
Пока церемониймейстер объявлял гостей, король выпрямился, прочистил горло и скрестил под столом ноги, надеясь, что они перестанут дрожать.
В зал вошли трое. Один из них, седоволосый Эрл Догмар – военачальник Каменных Сердец, – решительным шагом направился к королю и преклонил перед ним колено.
Вольфман лишь махнул рукой и с интересом взглянул на двух незнакомцев: высокие и широкоплечие, они превосходили Вольфмана по силе в несколько раз. Он настороженно рассматривал грязные плащи, которые висели на них, словно тряпки, стертые ботинки и пыльные лица. Выглядели они как оборванцы, вот только в глазах у них была такая надменность, какая бывает у богача, тонущего в собственном золоте.
Незнакомцы держались смело. Взгляд рыжеволосого сильфа и вовсе излучал ледяное спокойствие, и это совершенно не понравилась юному королю.
– Милорд… – протянул гость.
Глаза Хьюго Кнута округлились, а Догмар выступил вперед и схватился за рукоять меча.
– Перед вами законный правитель Станхенга, – отчеканил Догмар, – его король.
– Но я не Станхенг. Я Аргон. Моего отца вы должны были знать. Он возглавлял…
– Клан Утренней Зари, – закончил Вольфман холодным голосом, – я в курсе.
– Тогда, – настойчиво продолжил Аргон, – вы слышали и о том, что с ним случилось в Арборе. Слышали о том, как Алман Многолетний поджарил его, будто свинью.
Повисла звенящая тишина. Темноволосый юноша поравнялся с Аргоном и взглянул на Вольфмана пристальным взглядом, от которого молодому королю стало не по себе. Он вдруг подумал, что эти двое пришли наказывать его за деяния, которых он не совершал.
– Позволю себе напомнить, – ответил Вольфман, посмотрев на свои пальцы, рисующие узоры на деревянном подлокотнике, – что Алман Многолетний казнил и моего отца.
