– Что там? – хрипло спросил он и неуклюже почесал затылок. Его неизменная серая повязка неуклюже съехала на лоб.
– Лаох-хесан.
– Огненный всадник?
Рия кивнула, провела пальцем по бумаге и прочитала: «Внебрачная связь». Ее брови поползли вверх от растерянности, когда дальше она увидела: «Внебрачный ребенок».
Рия поморщилась, словно почувствовала отвратительный запах, и откинулась на стуле. Для нее, дочери Атолла Полуночного, вождя страны, в которой брак был священным обрядом, прочитать о внебрачной связи было ужасным преступлением. Узнай об этом отец, ей запретили бы посещать архив до скончания веков.
– Ну же, что ты молчишь? – не унимался Томми. – Что там написано?
Рия посмотрела на мальчишку. Он стоял достаточно близко, чтобы самостоятельно прочитать строки, выведенные уже поблекшими чернилами на пергаменте. Более того, она не хотела вслух произносить то, что было там написано.
– Вот. – Девочка ткнула пальцем. – Ч-читай.
– Да я… я плохо читаю.
– Плохо?
– Аргон пытался научить меня, но у меня времени не было. А тебя кто научил?
– Эльба. Она з-занимал-лась со мной к-ка-каждый д-день.
Томми посмотрел на свою спутницу. Бархатное платье выглядело на ней нелепо. Он привык видеть Рию в бесформенном балахоне и мальчишечьих штанах. А сейчас она была похожа на выскочку с причесанными волосами и в отполированных до блеска туфлях. Вряд ли ей нравилось носить эту одежду – Томми заметил, что она постоянно поправляет слишком длинные рукава и закатывает их до локтей.
Томми уже хотел было попросить Рию, чтобы она научила его читать, как вдруг дверь со скрипом распахнулась. Ребята одновременно обернулись, и Томми невольно закрыл Рию собой, хотя, по правде говоря, уже подумывал о том, чтобы уносить ноги через маленькое окно.
– Что это вы тут забыли?
На пороге стоял высокий седобородый старик. Он упер руки в бока, прищурился и уставился на Томми своими мутными глазами.
– Хуракан?
Рия вытянула шею, чтобы получше рассмотреть гостя, а старик по-хозяйски прошел внутрь и взмахнул ладонью.
– И каким же ветром вас сюда занесло? Кажется, детей сюда не пускают.
– Сюд-да и взрослых не п-пу-пускают.
– А я не взрослый. Я жутко старый, девочка. – Хуракан щелкнул пальцами, и легкий порыв ветра захлопнул за ним дверь. Он заговорщически улыбнулся. Отчитывать детей старик не собирался. Более того, он удивился, что они додумались проникнуть в архив раньше него. – Приятно слышать твой голос, Рия Полуночная. Как твое самочувствие?
– Х-хорошо. С-спа-пасибо.
Она хотела бы сказать больше, хотела бы в красках описать свои эмоции и чувства, но горло саднило. Когда Рия пыталась говорить, ей было больно произносить знакомые слова и звуки.
– Тебе нужно больше практики, поверь мне, я толк в жизни знаю.
– К-какой еще п-практ-тики?
– Больше общайся, больше разговаривай. А еще… – Старик со стуком оперся о край стола широкими бледными ладонями и наклонился близко-близко. – Тебе бы очень помогло чтение вслух. Ты же любишь читать? Вот и займись этим.
– Сейчас?
– Ну а когда же еще? Давай, не тяни, я не молодею. Что у тебя за бумаги под локтями?
– Там про огненного всадника, – вмешался Томми, – про Лаохесана.
– Выучил новое слово, – проворчал Хуракан. – Имя этого человека стоит произносить шепотом, уяснил? Или вообще не произносить. Разве ты готов бросить ему вызов?
Томми посмотрел на Рию и вдруг ясно осознал, что правду он сказать не может. Ему нужно было соврать, чтобы она не посчитала его трусом. Но тогда он окажется лгуном и Хуракан обязательно к этому придерется.
– Я сделаю все, чтобы помочь Аргону.
– Даже на войну пойдешь?
– Даже пожертвую собой.
Старик нахмурил кустистые брови и недовольно взглянул на юного Томми. О смерти мальчишка знал так же мало, как и о жизни. Но, как и все летающие люди из Долины Ветров, он бросал вызов Моране и не понимал, что смерть побеждает в любом из вариантов.
– Ладно, – отмахнулся старик и забрал старый пергамент у Рии, – что у нас тут? Вы просмотрели много дневников визирей? Я бы начал с прислужников Радмана.
– Ч-что за Р-ра-радман?
– Отец Алмана и Вигмана Барлотомеев. Замкнутый был человек. Тихий и мрачный. Я виделся с ним однажды. Так он даже не предложил мне медовухи! Запомните: тот, кто не желает разделить с тобой хлеб, никогда не разделит с тобой беду.
– Почему?
– Потому что нет в нем уважения, Томми. А без уважения трудно найти общий язык.
Хуракан прищурился, склонившись над хрупким пергаментом, и едва не проткнул носом тонкую бумагу. Он с интересом читал корявый подчерк одного из старых визирей Станхенга и вдруг замер.
«Лаохесан Опаленный заключил внебрачный союз с уроженкой Хорго. От их союза на свет появился ребенок, имя которому при рождении не дано».
– Ребенок?
Пальцы Харукана с силой сжали края пергамента, оставив на нем разводы. Ему стало не по себе, он встревоженно перечитал написанное, и его дымчатые глаза широко раскрылись. Хуракан прожил более ста лет, но все равно застыл в полнейшей растерянности.
– Ребенок… – тихо повторил старик, поглаживая дрожащими пальцами серебристую бороду, и неожиданно усмехнулся. – Кажется, у Лаохесана Опаленного был… сын.
Аргон
Лошадь плохо слушалась Аргона. Она мотала головой, пытаясь сбросить наездника со спины, и недовольно храпела. Аргон погладил ее по черной гриве, но она лишь громко заржала. В конце концов спутники Аргона начали посмеиваться над тем, как безмозглая кобыла ставила на место сам ветер Дамнума, и посматривали на него с открытой издевкой. Если мужчина не может усмирить коня, на что он вообще способен?
– Кажется, ветер сегодня не попутный, – сказал Вольфман, наблюдая за Аргоном, и на его лице появилась самодовольная ухмылка. Он чудесно чувствовал себя в седле, и ему не составляло труда одновременно злорадствовать и сжимать поводья.
Небольшой отряд из пятнадцати стражей, не считая короля, Эрла Догмара и Аргона, направлялся на север Калахара в огненные земли Халассана. Каменные Сердца с большим трудом сдерживались от острот в адрес того самого Черного Ястреба, который обворовывал их казну на протяжении многих лет. Аргон вместе со своей шайкой дикарей пробирался в их закрома, тайком забирал провизию, устраивал засады, поднимал ложную тревогу… и именно он возглавлял колонну. Количество угрюмых взглядов, прожигающих его спину, увеличивалось с каждым ударом подков о землю Вудстоуна, но самое негодующее лицо было у Эрла Догмара. Он так стискивал поводья, что его кожаные перчатки трещали.
