Ксеон так гневно глядел на нее, что она оскорбленно свела брови. Эльба не была воином, но она была дочерью своего отца, который защищал народ каждый раз, когда ему грозила опасность, который жертвовал собой ради других. Но Ксеон злился. Он смотрел на девушку и сердито хмурил брови, прекрасно понимая, что сегодня мог умереть.
Но она не понимала. Она не понимала, что ринувшись спасать Милену де Труа, могла потерять кого-то другого. Потери неизбежны. Люди должны выбирать!
– Этот взгляд… – прошептала Эльба, шагнув к Ксеону, – я его знаю.
– Правда?
– Да. Вы очень похожи на моего брата.
Ксеон сжал кулаки и отрезал:
– Значит, ваш брат был умным человеком.
Он посмотрел на Эльбу пронзительным взглядом и ушел, чувствуя где-то в глубине души, что однажды его преданность королеве обернется для него погибелью.
Аргон
Пустыня Халассана казалась бескрайней. От горизонта до горизонта простирался синий ультрамариновый ковер, по которому путешествовал ветер, поднимая золотистые вихри. Ноги проваливались в песок, когда Аргон забирался на холм, чтобы осмотреть пустынный город. Его глаза рассмотрели едва различимые во мраке улочки и дома. Если в Фере кто-то и прятался, делал он это тихо и незаметно. Едва Вольфман догнал сильфа, Аргон, крадучись, сошел с холма и тенью заскользил вдоль пустых переулков. Он держал руку на рукояти меча, а его широко раскрытые глаза высматривали в темноте врагов. Вольфман следовал за ним след в след. Иногда Аргон спотыкался, потому что Вольфман наступал ему на пятки, но когда оборачивался, короля уже не было рядом.
Аргон не был дураком. Он знал, что Вольфман что-то задумал, но что именно? Возможно, он хотел изучить замок до того, как приводить туда стражей, или же ему было любопытно, сумеет ли сильф выкрасть стальные цепи у огненных санов.
Какими бы пустынными не выглядели улицы, Аргона не покидало ощущение, будто кто-то за ними следил – из-за волнистых холмов или с покрытых травой крыш. Он не видел этих людей, которые перемещались ловко и бесшумно и иногда казались плодом воображения, но они были. Аргон точно знал это, потому что верил своей интуиции, а еще он верил людским россказням об Опаленных призраках.
В глубине души Аргон понимал, что переговоры не состоятся. Путешествие Вольфмана едва ли можно было назвать плодотворным. Куда пропало целое поселение? Почему люди огня не встретили их на границе? Все это вызывало множество подозрений. Но ни Догмар, ни сам король не разделяли его убеждений. Им нравилась мысль, что проблем, которые они прибыли разрешить, не существовало и можно было возвращаться домой, не считаясь еще и с огненными санами. Ходили слухи о жестокости людей Ровена из клана Диких Шакалов, и их боялись в Станхенге. Но людей огня считали безумными, агрессивными и дикими. Их боялись не только в Станхенге, но и во всем Калахаре.
Аргон пытался понять, что могло объединить людей Фера и Арбора. Алман Многолетний знал только два способа приобретения союзников – запугивание или подкуп. Запугать тех, кто держит в страхе всю страну, – задача не из легких. Да и золота в Халассане столько, что из него можно было бы возвести новый драгоценный город. Тогда зачем огненным санам сражаться на стороне безумца и тирана?
Что мог пообещать им Алман, чего не пообещал бы Вольфман?
Перед юношами вырос замок из светло-бежевого камня. В темноте он казался серым. Его башни сливались с цветом неба, а длинные шпили тянулись ввысь. Молодой предводитель поднял голову, изучив соколиным взглядом пустые сторожевые будки, и в очередной раз недоверчиво поджал губы.
– Здесь что-то не так.
– Там кто-то есть?
– Никого.
– Тогда почему мы остановились?
Вольфман смахнул со лба испарину и огляделся, словно ждал, что прямо из песка на него накинутся чаквеллы, жуки или кто там в почете у огненных жрецов? Огненные саны точно преклонялись перед скорпионами, об этом писали во всех книгах Халассана. Обряд посвящения совершеннолетних мужчин считался самым жестоким во всем Калахаре. Они съедали живого скорпиона. Даже мысль об этом заставила Вольфмана поежиться.
Люди Эридана выпивали кровь ягненка с молоком – и женщины, и мужчины. Сильфы выбирали себе будущего ястреба, сокола или сову. В Вудстоуне молодые люди выходили на охоту и не смели вернуться домой без добычи.
А в Халассане ели скорпионов. Были ли они цивилизованными? По мнению короля Вольфмана, нет. Во время посвящения многие саны умирали в ужаснейших муках, и никто из других правителей не стал бы так рисковать своими людьми.
Аргон бесшумно пробежал вдоль стены и свернул к главным воротам. Пусто. Поднял глаза на окна, закрытые стальные решетками. Пусто. «Слишком просто», – подумал он, вытащив из-за спины отцовский клинок. Борясь с внутренним беспокойством, юноша решительно пошел вперед, пригнувшись, словно зверь, готовящийся к атаке. Необычное хладнокровие разливалось по его венам. Он вдруг понял, что впервые в жизни готов убивать. Убивать за отца, сгоревшего заживо. Убивать за дом, оставшийся позади. Он даже хотел этого, ждал, что кто-то кинется ему навстречу, чтобы выпустить пар и как следует отыграться. Ему и раньше приходилось проливать кровь. Вот только тогда в этом была необходимость, а сейчас – потребность.
Аргон оказался в мертвом каменном патио, и странный холод овеял его лицо. Шаг за шагом он приближался к боковым лестницам. Мастерские Фера наверняка находились в подвальных помещениях, раз их не было у подножия крепости и на окраинах города.
Аргон неожиданно подумал, что Вольфман необычайно молчалив. Он не бросался громкими словами, не угрожал и не ставил условий, а послушно шел следом, и это едва ли было в его характере. Аргон обернулся и увидел, насколько бледен Вольфман. Он был единственным источником шума, потому что еле переставлял ноги. Аргон с неохотой выдавил:
– Вы в порядке?
– Я… устал, – тихим голосом ответил Вольфман.
– Тогда я должен вас расстроить… – Жалеть этого мальчишку сильф не собирался хотя бы потому, что мужчина не будет жалеть мужчину. В этом не было ничего добропорядочного. К тому же мать Аргона тоже болела, но она ненавидела, когда на нее смотрели с жалостью и огорчением. – Времени на отдых у нас нет.
Вольфман снова ничего не ответил. Теперь его поведение по-настоящему насторожило Аргона. Он или смертельно устал, раз не может даже языком шевелить, или его мысли были заняты чем-то более важным. Но чем? Аргона раздражало, что он должен переживать не только из-за того, что находилось перед его глазами, но и из-за происходящего за спиной. Спину должен прикрывать тот, кому доверяешь. Аргона всегда прикрывал Ксеон. Другого он и не представлял рядом. А Вольфману он не доверил бы охранять даже свои ботинки.
Они остановились перед лестницей, ведущей в кромешную темноту. Аргон снял с двери брус, который служил засовом, клинком заострил прямоугольный конец и обмотал его оторванным куском рубахи.
