Эльба перевела настороженный взгляд на Милену:
– Ваша стихия погибнет вместе с Вольфманом.
– Стихия? – оскорбленно прищурилась та. – Что мне до вашей магии, когда я теряю родного сына!
– Но ведь мы не одолеем Лаохесана без сил земли, Милена. Мы проиграем.
– Вы убили моего мальчика.
– Я не делала этого!
– Нет, вы его убили и теперь вы будете расплачиваться за свои грехи! Он ведь хотел вам верить, Эльба, он тянулся к вам, пусть и не должен был. Но вы…
– Я никогда не отталкивала вашего сына.
– Как вы смеете лгать мне в лицо? В моем же доме!
– Подождите, – неожиданно сказала Нейрис и поднялась с кровати. Она тяжело вздохнула и взглянула на племянницу горящим взглядом. – Мы проведем обряд.
– Обряд?
– Да. Обряд передачи сил. Он опасен, ведь земная стихия спит, но ты справишься.
– Что за обряд? – задыхаясь от возмущения, переспросила Милена. – Я не позволю.
– Но…
– Не смейте даже думать об этом.
– Мы не можем позволить силам земли испариться, миледи де Труа.
– Мой сын умирает!
– И он не должен умереть напрасно.
– Напрасно? – Милену словно ударили по лицу. Она отпрянула назад и посмотрела на них обезумевшим взглядом. Ее грудь вздымалась и опускалась, на лице появилось выражение полнейшей растерянности. – Мой сын привел вас сюда. Это он объединил земли Эридана и Станхенга, это он позволил вам жить под своей крышей! Он собрал многочисленное войско, которое вступит в схватку с предателем. Никто не сражался за жизнь так бесстрашно, как мой мальчик! И не смейте говорить, что его смерть напрасна. Он ваш король!
Ее губы задрожали. Она вновь прижала к ним пальцы и отвернулась. Эльба почувствовала себя разбитой как никогда. Она видела, как тряслись плечи несчастной женщины, и не знала, как облегчить ее боль и как приглушить свою. Тетя заботливо погладила ее по спине, но на душе стало еще тяжелее. Неужели Вольфман умирал и она была повинна в его столь скорой кончине? Неужели она сломила его дух и лишила возможности и дальше бороться за свою жизнь?
– Мама, – неожиданно прохрипел Вольфман, и Милена обернулась. Она кинулась к сыну и так крепко сжала его пальцы, что ему наверняка стало больно.
– Мой мальчик, я здесь. Я с тобой, слышишь?
Эльба поднесла пальцы к губам и ахнула. Вольфман зашелся сухим кашлем, посмотрел на мать мутными от бессилия глазами и шепнул:
– Матушка…
– Тебе больно?
– Мама…
– Позвать лекаря?
– Ты не должна… – Он поморщился. – Не должна сопротивляться.
– Я… я не понимаю.
– Если Лаохесан уничтожит Калахар, тогда за что я боролся? Ради чего… зачем…
Эльба в растерянности округлила глаза и заметила, как удивилась сама Милена де Труа. Она придвинулась к сыну, будто боялась, что не расслышала его слов.
– О чем ты?
– Они правы.
– Кто?
– Эльба. Я видел… видел силу магии, мама. Мы ошибались.
– Прошу тебя, – взмолилась Милена, – не нужно, не смей.
– Я должен стать кем-то.
– Ты уже кто-то! Ты король, мой мальчик, слышишь? Ты сын своего отца.
– Я… – Вольфман приподнял подбородок и неожиданно посмотрел на свою супругу. От его пронзительного взгляда кожа Эльбы покрылась мурашками. – Я хочу тебе доверять, Эльба.
– Я знаю.
– Я хочу тебе доверять, – тверже повторил он.
Милена отошла от сына, а речная нимфа протянула руку и сжала пальцы мужа в своих ладонях.
– Я оставляю тебя, как и предполагалось, как и рассчитывал твой отец… и мой народ.
– Вольфман…
– Так было нужно. И я… сам пошел на это. Мы ожидали увидеть слабую девчонку, но… прибыла ты. Ты, Эльба, перевернула все мои планы и надежды.
– Мне жаль, – Эльба придвинулась к юноше и искренне прошептала, – мне правда жаль. Я бы все отдала, чтобы вы поправились.
– Не все.
– Вы несправедливы ко мне.
– Возможно. Но я хочу, чтобы ты пообещала, – Вольфман закашлялся, и капли крови появились на его сухих побледневших губах, – что отдашь все за Калахар. Все, Эльба. Ты не только Эльба Полуночная. Ты – Эльба Барлотомей. Барлотомей, – скрипя зубами, повторил он, – никогда не забывай об этом.
– Не забуду.
– Обещай.
– Я обещаю.
– Я не сдержал своих обещаний, данных в нашу первую встречу. И я прошу прощения.
– Не нужно, – Эльба помотала головой, – не извиняйтесь. Вы вели себя так, как вам велело сердце, а для нас, речных людей Эридана, это самое главное. Вольфман, это то, ради чего мы все живем.
Он неожиданно слабо улыбнулся и попытался приподнять руку, но не смог. В его глазах отразилась вселенская печаль. О боги! Как же ему не хотелось умирать и как он боялся смерти. Слезы покатились по его лицу, и Милена заплакала вместе с ним.
Но слезы не избавляли от боли. Они делали ее только невыносимее.
Аргон
Аргон склонился над столом, сжимая в пальцах перо. На полу лежали смятые и разорванные листы пергамента. Он не мог покинуть покои, но терять время попусту не собирался. Аргон неуклюже выводил буквы. Письму, как и чтению, его обучал Хуракан. Аргон всегда хотел обучиться грамоте, несмотря на то что почти все в его клане не отличали гласных от согласных.
– Лаохесан, – прохрипел он и старательно записал имя на пожелтевшем пергаменте, – сто лет назад восстал против народов Эридана, Дамнума и Вудстоуна. Сто лет назад.
Аргон задумался. Если у Лаохесана был сын, он давно уже умер. Но он мог оставить после себя наследника или наследницу. Он или она могли находиться в любой из стран Калахара.
Чем больше Аргон размышлял о поисках потерянного наследника, тем сильнее запутывался. Вопросов было столько, что виски пульсировали от напряжения. Кого им нужно было искать? Взрослого человека или ребенка? Юношу или девушку?
В пророчестве говорилось, что потерянный наследник занесет меч над Огненным всадником и свергнет его. Но свергнуть его может как мужчина, так и женщина. Аргон внезапно осознал, что он толком ничего не знает об огненных санах, а значит, у него нет зацепок, ведь тем самым спасителем мог оказаться кто угодно. И даже если бы он остановился только на Дамнуме, а если точнее, на Долине Потерь – месте, куда сходились все, кто скрывался или искал новый дом, – претендентов были тысячи. Аргон понимал, что у потерянного наследника была семья, которая предположительно приехала в Дамнум сразу после восстания Лаохесана. Но как ее найти? Он мог поинтересоваться у Хуракана, кто пополнил ряды дамнумцев в те времена, но опять-таки вариантов было множество.