— Я вообще не пью.
— Но как раз вчера решили расслабиться в компании малознакомых вам людей. Насколько я понял, большинство из присутствующих здесь вы увидели впервые?
— Да.
— И ни с кем из них не были знакомы прежде?
— Нет.
— Мне сказали, что вечером вы уединились с хозяйкой на весьма продолжительное время.
— Это правда. Мы болтали и пили коньяк.
— И о чем же вы… болтали?
— Обо всем. О жизни в Камбодже. О жизни вообще.
— Как две старинные подружки?
— Вы же понимаете… Мы не… подружки. Скорее всего, она просто соскучилась по всему русскому. По русским. Вот мы и разговорились.
— Ну да. Она рассказывала вам о себе? О том, чем занимается, как оказалась здесь?
— Нет.
— Какие-нибудь подробности из прошлой жизни?
— Она долго жила в Африке… и отзывалась о ней с большой теплотой.
— И, кроме абстрактных теплых отзывов, никаких других… конкретных фактов биографии озвучено не было?
— О господи! Я же не работодатель, не дознаватель, не полицейский… С какой стати она должна озвучивать мне факты биографии?
— Она не выглядела чем-то взволнованной? Обеспокоенной?
— Нет. Она была абсолютно спокойна. Раскованна. Мила. Давала забавные характеристики друзьям и близким. Много говорила о детях.
— Никто из гостей не раздражал ее? Не вызывал неудовольствия?
— Как могут раздражать друзья? Думаю, она не позвала бы тех, кого не хотела видеть.
— Вы правы. А что она говорила, к примеру… о писаке?
— О писателе?
— Да.
— Что он хороший писатель.
— И все? По мне — так он редкостное фуфло.
— Что? — Такого поворота в беседе (или лучше все-таки называть происходящее допросом?) Дарлинг не ожидала и во все глаза уставилась на Йена.
— Я не ясно выразился? Не знаю, как это будет по-русски… И существует ли эквивалент…
Bullshit — вот что сказал Йен, фуфло, срань, дерьмо собачье, сколько синонимов ни подбирай, уничижительная суть не исчезнет.
— Я поняла вас. Просто мне казалось что сыщик не должен быть предвзятым.
— А кто вам сказал, что я отношусь к писаке предвзято? Если бы это было так, я нашел бы другое словцо, более крепкое. А так — он и есть трусливое фуфло, которое не способно позаботиться даже о собственной жене. Вот, кстати, его жена… Вы говорили с хозяйкой о его жене?
— О Магде? Нет. Но… хозяйка сожалела, что она чувствует себя здесь не очень комфортно.
— Почему?
— Я не знаю… У Магды возникли трения с дочерью Даша.
— На какой почве?
— Мне сложно влезть в голову трехлетнему ребенку…
— А в голову Магды? Она ведь угрожала покойной, не так ли? Чем именно?
— Послушайте, это смешно! Обычная бабская ревность, не более…
До сих пор оборона крепости воспоминаний о Даша проходила вполне успешно и ленивые атаки Йена отбивались без труда. Но теперь сама Дарлинг случайно приоткрыла потайную дверь в стене, прямо перед носом противника.
— Значит, она ревновала своего муженька к хозяйке? Исходила злобой и желала сопернице сдохнуть побыстрее? Я прав?
— Что-то в этом роде. Но они не были соперницами. Просто сама ситуация оказалась не из приятных. И Магда много выпила вчера.
— Как и вы?
— Мне сложно сказать. Она была по-настоящему пьяна, вот и все. Отсюда эти необдуманные угрозы. Вы ведь не отнесетесь к ним серьезно?
— Отнесусь, — пообещал Йен. — И доморощенные адвокаты мне тоже ни к чему. Каждый в этом деле сам за себя. Кто-нибудь еще, кроме жены писаки, высказывал неудовольствие хозяйкой?
— Нет.
— Мелкие дрязги, сведение личных счетов, прошлые обиды?
— Я мало с кем общалась.
— Может быть, вы что-то услышали? Увидели… Что-то, что показалось вам необычным или странным…
— Хотите знать, не подслушивала ли я? Не подсматривала?
— Такое иногда случается, если учесть вполне понятное женское любопытство. И стремление влезть не в свое дело.
— Я не особенно любопытна.
— Пытаясь снять подозрения с других, вы автоматически навлекаете их на себя. Круг подозреваемых слишком ограничен. Колода тонковата.
— Вы мне угрожаете?
— Нет. Так почему вы остались здесь, а не уехали со своим боссом? И в котором часу он покинул дом?
— Я не знаю. В последний раз я видела его около восьми вечера. Может быть, чуть позже.
— Он сказал вам, что хочет слинять с вечеринки?
— Я сама предложила ему… слинять.
— Почему?
— Видите ли… Я не считаю себя вправе разглашать какую-либо личную информацию…
Йен откинулся на спинку кресла и закинул руки за голову. Темные пятна пота в подмышечных впадинах сделали его пиджак еще более непрезентабельным. И сам Йен в мгновение ока превратился в расплывчатое, дурно пахнущее пятно с выкристаллизовавшейся солью по краям — целыми горами, терриконами соли: Дарлинг вязнет в них, соль забивается в мелкие трещины на ступнях. Жжет, саднит и покалывает кожу — ощущение не из приятных.
Так и есть, Йен — ощущение не из приятных.
— Боюсь, вы не совсем понимаете ситуацию, леди. Произошло убийство, в котором мотивом может быть все. В том числе и скрытое в той самой личной информации, которую вы из ослиного упрямства…
— Это не ослиное упрямство!..
— …Из ложно понятого благородства не хотите озвучивать. И оно может выйти боком не только вам, но и тем, кто действительно невиновен.
— Хорошо. Если это так важно…
— Важно.
— Я скажу. У Костаса, моего босса, и Даша были отношения. Вы понимаете, о чем я говорю?
— Да.
Брезгливая гримаса на лице Йена подтверждает: он все понял правильно, мир полон идиотов, которые пытаются строить отношения с дамочками вне стен борделя; сами виноваты, несчастные, страдающие идеализмом дураки!..
— Давно. Может быть, лет десять назад или больше. И вот когда они случайно… совершенно случайно встретились… мне показалось, что Костас до сих пор испытывает определенные чувства.
— А бабе все было по барабану?… Э-э, я хотел сказать, покойная, конечно же, и думать забыла о вашем Костасе?
— Ну, в общем, она была не в восторге от этой встречи, да.
— И тем не менее пригласила его на вечеринку? С прицепом в виде вас? Этот поступок не показался вам странным?
