— Шутите?
Нет, Йен вовсе не шутил, Дарлинг следовало понять это по его голосу. Еще минуту назад насмешливый и расслабленный, он моментально собрался, как будто готовясь к прыжку.
— Отойдите-ка.
Не дожидаясь, пока Дарлинг отступит, Йен сам отодвинул ее плечом, нагнулся и, аккуратно взявшись пальцами, приподнял стеклянную переднюю стенку. После того как она была вдавлена в паз в верхней части полки, леопард и окружающие его ухув-элао предстали во всей своей красе. К ним можно было прикоснуться, их можно было погладить, более того — Дарлинг (несмотря на отзвуки «мавумавумавумаву», бившиеся уже где-то в затылке) испытала странное, почти непреодолимое желание сделать это немедленно.
— Не трогайте!.. — Окрик, остановивший ее, был таким властным, что Дарлинг вздрогнула.
В воздухе мелькнула лупа — совсем не такая изысканная, как та, что принадлежала Даша. Дарлинг хорошо запомнила ее, когда Даша рассматривала портсигар: длинная резная ручка, инкрустированная перламутром; латунный обод с затейливым растительным рисунком, голубоватое холодное стекло. Вещь ценная сама по себе, она как будто была предназначена для глубинного погружения в другие вещи, еще более ценные.
Лупа Йена оказалась самым настоящим отстоем, китайской дешевкой по цене два евро. Такие пластмассовые уродцы продаются в любом магазине, где торгуют одноразовой хозяйственной мелочью. И вот теперь этот уродец, зажатый в руке отставного полицейского, приблизился к леопарду. И бронзовая кошка нисколько не оскорбилась — напротив, милостиво позволила разглядеть себя во всех подробностях. Исследование кошачьей плоти продолжилось совсем недолго, после чего Йен присвистнул, потер подбородок и тихо произнес:
— А вот и оно.
— Я не понимаю…
— Недостающее звено. Орудие преступления.
Странно, но это ошеломляющее известие не удивило Дарлинг. Зато возникло стойкое ощущение, что она падает куда-то в бездну. Не такую глубокую, как кажется на первый взгляд, дно бездны стремительно приближается, оно усеяно камнями и утыкано кольями слов, сказанных когда-то почти инфернальным хозяином «Мали Ба»: «Для кого-то другого эта вещь была бы совершенно безопасной, но вашему боссу она принесет только беду. Им не стоит встречаться, поверьте».
Они уже встретились. И Дарлинг сделала все, чтобы эта встреча состоялась.
А потом Костас встретил Даша…
Если Йен прав (почему прав? по каким признакам он решил, что бенинский леопард — убийца?)… Но если он прав, то беда настигла совсем не Костаса. Беда настигла женщину, от любви к которой он так и не смог, не захотел избавиться.
Пусть он и ошибся, этот берлинский парень в жилетке, — но ошибка лежит в рамках статистической погрешности. И сейчас Дарлинг почти уверена, что и парня-то никакого не существует, как не существует лавчонки на унылой улице Вильгельмшавенерштрассе. «Мали Ба» была создана судьбой именно для них с Костасом. Всего-то и нужно было — поменять декорации в каком-нибудь самом тривиальном мини-маркете, кебабной или агентстве недвижимости. Возможно, там продавались цветы, функционировал центр помощи жертвам домашнего насилия; возможно, там не было вообще ничего и помещение просто ждало арендатора.
И он явился — под личиной фатума.
Если принять эту точку зрения, многое становится понятным: потерянные и так и не найденные двадцать минут (судьба просто наводила фокус и выбирала ракурс), отсутствие стрелок в часах (судьба никогда не заморачивается вопросом «который час?») и даже то, что сам хозяин привиделся им обоим по-разному. Там, в абсолютно ирреальной «Мали Ба», судьба приоткрыта над ними полог, за которым спрятано будущее. И она была по-настоящему великодушна, она снизошла не только до подсказок, но и до прямых предупреждений о грозящей опасности. И все же позволила сделать окончательный выбор им самим.
И этот выбор оказался неправильным.
Неправильным.
Не…
— Почему вы решили, что это — орудие преступления? — Голос Дарлинг звучит на удивление спокойно. Он и есть подброшенная когда-то Паоло защитная рей-сеновская стекляшка. До сих пор стекляшка верой и правдой служила папочке и его сухогрузу. А теперь она оберегает внешний и такой понятный мир от сумасшедших мыслей, проносящихся в Дарлинговой черепной коробке.
— У меня есть глаза.
— И лупа…
— И лупа, да. Взгляните-ка на хвост вашего сокровища.
Йен сует лупу в руку Дарлинг, но и без лупы достаточно легко рассмотреть несколько смазанных темных полос: как будто испачканную какой-то едкой жидкостью бронзу хотели протереть, но так и не довели тягостную процедуру до конца.
— Что это?
— Полагаю, кровь жертвы.
— Вы шутите?
— Вы уже задавали этот вопрос. И чтобы впредь он не возникал, замечу: я никогда не шучу. Особенно если дело касается такой веселой штуки, как убийство.
— Эти полосы… Они могут быть оставлены чем угодно.
— Чем?
— Ну не знаю… — Дарлинг тотчас же вспоминается обработанная йодом щека Анн-Софи. И руки Магды, перепачканные землей. — Может быть, это просто грязь?
— Скажите еще — машинное масло. Или соевый соус.
— Тоже вариант…
Никакой это не вариант. Полка с леопардом начинает раскачиваться, ухув-элао округляют каменные и железные рты, высоко задирают брови, — конечно же, все это ей только кажется, уверяет себя Дарлинг.
Шаманские штучки.
Ей только кажется (кажется! кажется!), что полосы на остро заточенном хвосте леопарда стали… нет, не светлее и не темнее. Они просто поменяли цвет. До этого момента он был неопределенным, теперь же можно с уверенностью говорить о темно-красном. Темно-красное проступает маленькими каплями, словно кто-то невидимый надавливает на ставший неожиданно мягким и податливым хвост.
Это не может быть правдой, ведь хвост-то — бронзовый, как и сам леопард! И сжать бронзу, как сжимают губку, нельзя. Но леопарду, занявшему место Мика, глубоко плевать на физические, химические и человеческие законы, маленькие капли только множатся; теперь хвост выглядит абсолютно вымокшим, попавшим под дождь.
Видит ли все эти метаморфозы Йен — неизвестно. Он просто протягивает руку и аккуратно проводит пальцем по полосам. После чего подносит выпачканный в темно-красное палец к носу, несколько секунд обнюхивает его и удовлетворенно хмыкает:
— Так и есть, кровь. Теперь что скажете? Я прав?
— Это может быть чья угодно кровь, — слабо сопротивляется Дарлинг.
Йен снова лезет в свой бездонный карман и на этот раз вынимает пару видавших виды резиновых перчаток. Ловко натянув их, он подхватывает леопарда большим и указательным пальцем правой руки и едва не роняет на пол.
— Тяжелый, вот черт!..
— Он тяжелый, да. Я забыла вас предупредить.
