«Это какие-то особенные собака и две кошки? Редкой породы? Никто не живет вечно. Твой друг Кристиан».
«Да, они особенные, и порода тут ни при чем. Твой друг Шон».
«А зачем тебе, чтобы они жили вечно? Если они будут жить вечно, а ты умрешь, — кто позаботится о них? Если некому будет позаботиться — они начнут страдать. Ты ведь не хочешь, чтобы они страдали? Твой друг Кристиан».
«Если они будут жить вечно, то и у других появится шанс. Твой друг Шон».
«У других собак и кошек? Или я чего-то не понимаю? Твой тупой друг Кристиан».
«Я просто грущу, потому что пес болеет. Он старый. Твой сентиментальный друг Шон».
«Надеюсь, что твоя собака выздоровеет. Как ее зовут? А с кошками все в порядке? Твой друг Кристиан».
«Амáку. Пса зовут Амаку. Ему лучше. С кошками тоже все в порядке. Твой друг Шон».
«А с тобой? Ты ничего не рассказываешь о себе, я даже не знаю, где ты. По-моему, это неправильно. Твой друг Кристиан».
Вопрос Кристиана повисает в Сети на долгие месяцы: наверное, не стоило спрашивать Шона о его нынешнем месте обитания, в этом есть какая-то тайна. Неужели Шон совершил что-то настолько противоправное, что теперь вынужден скрываться?
Чушь и бессмыслица. Шон — отличный парень, все его авантюры невинны, во всех его начинаниях присутствует здоровое зерно, ни грамма плесени, ни капли болотной воды. И потом, когда скрываются — не заводят пса и двух кошек, это было бы глупо. Недальновидно. Невозможно тратить силы на грусть по поводу болезни какого-то пса, если находишься в бегах.
Все силы уходят на другое.
С псом тоже не все ясно. У пса странное имя — Амаку, оно похоже на африканское. Везунчик Шонни окопался в Африке?.. Жаль, что Кристиан не успел спросить у Шона относительно кошачьих кличек (вдруг они тоже африканские?) — тогда бы все встало на свои места.
Еще кое-что не дает покоя Кристиану: возраст Амаку.
Любовь к братьям меньшим никогда не была отличительной чертой Шона. У него и мысли не возникало завести домашнее животное — и вот пожалуйста, он оказался владельцем пса. Не щенка, а взрослой, даже старой собаки. Откуда взялся этот Амаку? Каким образом ему удалось занять в не склонном к сантиментам сердце Шона такое место, которое не каждый человек займет?
«Твой сентиментальный друг Шон», ну надо же! Кристиан заинтригован.
Нет, он не думает о Шоне постоянно (постоянно Кристиан в состоянии думать лишь о неподатливом саксофоне), но сны его вдоль и поперек исчерчены линейными уравнениями. Самый назойливый из снов выглядит так: Кристиан стоит у доски с мелом в руках — и пишет, пишет. Мел крошится, от него то и дело отваливаются куски, цифры выходят уродливыми и корявыми.
Такими же уродливыми оказываются и сами уравнения, в них нет ясности, легкости и красоты; Кристиан вот-вот схлопочет «неуд», все старания — псу под хвост.
И Кристиан даже знает, как зовут этого пса, но от этого не легче.
Одного пса недостаточно.
Есть еще две кошки, можно привлечь и их, но ведь изначально речь шла о линейном уравнении (данность сна)! А с кошками оно может трансформироваться в квадратное, или даже кубическое, или вообще обзавестись свинским трансцендентным числом на манер десятичного логарифма. А при таком раскладе решение уравнения с целыми коэффициентами невозможно в принципе — это математическая бессмыслица, чертовы кошки!..
Чтобы перестать топтаться у доски и крошить мел, Кристиану явно чего-то не хватает.
И это «что-то» наконец приходит — без всяких ухищрений и дополнительных усилий с его стороны: в виде бандероли с наклеенными на нее марками-раковинами. Марок не меньше десятка, все они повторяют друг друга, так что можно вести речь именно об одной марке. Об одной раковине. Остальное тоже представлено в единственном экземпляре:
у Шона один фотоальбом;
у Шона одна женщина-модель;
у Шона одна всепоглощающая страсть и другой не будет никогда.
Шон попал в западню любви, выхода из которой нет, но — даже если бы и был — кто станет его искать? Все только и мечтают о том, чтобы угодить в любовный капкан (Кристиан не исключение), но счастье улыбается лишь единицам.
Шонни и впрямь везунчик!
У него самая ослепительная жена на свете. У него самая красивая на свете дочь. Две его кошки совершенны, его собака состарилась так же благородно, как состарились великие актеры Голливуда. Как состарились апостолы Петр и Павел.
И по мере того как Кристиан переходит от одной альбомной фотографии к другой, проясняется скрытый смысл коротких sadness
[1] монологов Шона: дело вовсе не в кошках, которым Шон желает вечной жизни, дело не в псе по имени Амаку. Их возможная вечность — всего лишь испытательный полигон. Модель. Проекция. Вечная жизнь животных все же короче вечной жизни людей. А именно этого страстно жаждет Шон: вечности для своих любимых существ, женщины и ребенка. И вечность здесь не синоним бессмертия, как может кому-то показаться.
Вечность — синоним безопасности.
С ними ничего не должно случиться. Ничего, что привело бы к страданиям и смерти.
Вечная жизнь исключает такие неприятные вещи, как разбиться в машине, вылетев на встречную полосу; погибнуть в авиакатастрофе; отравиться угарным газом; сгореть за считаные месяцы от неизлечимой болезни. Тот, кому уготована вечная жизнь, никогда не станет жертвой разбойного нападения, жестокого изнасилования, техногенной или природной катастрофы.
Неужели Шон так наивен?
Он просто влюблен, ничем другим не объяснишь мечты о семейном Эдеме, который — во всей своей тихой красе — предстает на фотографиях. Следов самого Шона в Эдеме не обнаруживается (оно и понятно, летописец Шон бродит с фотоаппаратом у изгороди, на границе кадра). Но и женщины с девочкой и их священных животных вполне достаточно.
У женщины странное для Кристианова уха имя DASHA, так гласят подписи.
Стоя на границе кадра, где-то рядом с невидимым Шоном, Кристиан успевает заметить, что любимая женщина его друга не так уж молода. Ей далеко за тридцать, может быть, к сорока, она намного старше — и Шона, и Кристиана. «Старше навсегда», как выразилась бы склонная к цинизму двоюродная сестра. Этот факт тем не менее совершенно бесполезен, ни в одну формулу его не воткнешь. Кристиан входит в снимки Dasha, как входят в море: только поначалу вода кажется холодной, но к этому быстро привыкаешь. Только поначалу мелькает глупая мыслишка о возрасте, но потом…
Кристиан ощущает покалывание в пальцах и легкую боль в сердце.
Он очарован, сбит с ног, сражен наповал; в жизни своей он не видел женщины прекрасней. Вот кому он без колебаний отдал бы кольцо — Dasha, жене своего лучшего друга. Если бы… Если бы она не была женой его лучшего друга. Если бы он просто встретил ее на улице, в пабе, на вокзальном перроне, в зоопарке, куда бы она заглянула, чтобы показать дочке семейство муравьедов; в местах массового скопления туристов… О да, взгляд Кристиана сразу же выдернул бы Dasha из толпы — так разительно отличается она от всех других людей.
