Потом она попросит Даша заказать ей такси. И уедет. Чтобы ее не втравили в историю, как когда-то втравили Анн-Софи. Жаль, что нельзя расспросить ее, что это была за история. И что это за таинственные люди, от лица которых она выступает.
На цыпочках прокравшись обратно в туалет, Дарлинг заперла за собой дверь. Но даже не успела перевести дух, как дверная ручка несколько раз дернулась и застыла.
— Момент! — для убедительности она спустила воду в сливном бачке и еще раз заглянула в зеркало. Румянец немного поутих, но так и не исчез со щек окончательно. Теперь еще надо ополоснуть лицо и придать взгляду выражение легкой бессмысленности — и тогда она точно сойдет за жертву алкогольного отравления.
— Простите, пожалуйста! — С этими словами Дарлинг широко распахнула дверь и едва не зашибла ею Анн-Софи, ожидавшую своей очереди с джинсами и льняной рубахой в руках.
— Ничего. — Анн-Софи была сама кротость.
— Отвратительно себя чувствую.
— А что случилось?
— Коньяк. Его оказалось слишком много. Вообще-то я не пью…
— Но Даша невозможно отказать, так?
— Не то чтобы…
— Уезжайте отсюда, девочка.
Анн-Софи произносит это шепотом, который отдается в голове Дарлинг многократным оглушающим эхом; слова то приближаются, то удаляются, но смысл их остается неизменным.
— А что случилось? — теперь уже спрашивает Дарлинг.
— Пока ничего. Но лучше вам исчезнуть, прежде чем что-то случится.
— Собственно, я уже собиралась.
— Я могу вызвать вам такси.
— Я как раз хотела попросить об этом Даша.
— Не стоит.
— Почему?
Возможно, Анн-Софи и хотела бы объяснить почему. Но что-то удерживает ее от объяснений. Она лишь не отрываясь смотрит в глаза Дарлинг, стараясь что-то разглядеть там. Уж не саму ли себя — до того, как ее «втравили в историю»?
— Лучше вам уехать, ни о чем не расспрашивая.
— А вы бы уехали?
— Нет. Я и не уехала. В свое время. И не было дня, чтобы я об этом не пожалела. Просто поверьте мне — и уезжайте.
— А других вариантов нет?
— Все остальные варианты будут намного, намного хуже.
— Я думала, вы подруги.
— Ненавижу это слово.
— Простите…
Еще несколько минут назад Анн-Софи демонстрировала искреннюю привязанность к семье Даша и была чрезвычайно в этом убедительна. Теперь же она тычет в зубы Дарлинг безвольными намеками на то, что лучше держаться подальше от хозяйки дома. Сказала бы прямо, что имеет в виду!.. Но Анн-Софи молчит и даже закусывает губу, чтобы ничем не нарушить молчание. Как далеко могут простираться границы благодарности за спасенную когда-то жизнь? В случае Анн-Софи они уходят прямиком в пустыню Гоби — с одной стороны. И в Сахару — с другой.
А может, молчание женщины-легенды вызвано чем-то совсем иным?
Дарлинг вглядывается в пространство вокруг Анн-Софи — не появились ли там всемогущие осьминожьи щупальца?
Нет.
Но где-то там, за спиной француженки, все же возникает легкое движение: это Исмаэль поднимается по лестнице, неся на руках Лали. Черный брат и белая сестра, прижавшаяся к нему, — картинка полна приглушенной сентиментальности и умиляет Дарлинг едва ли не до слез. Крохотные розовые пятки Лали сразу делают бессмысленным весь предыдущий диалог. У песчаной отшельницы Анн-Софи и в душе пустыня. Ее живот тоже всегда был пустынным, в нем не рисовали девочки, похожие на Лали, в нем не играли на саксофоне мальчики, похожие на Исмаэля.
— Спасибо за участие. — Дарлинг кивает Анн-Софи, давая понять, что разговор закончен. — Я пойду.
Анн-Софи досадливо машет рукой и скрывается за дверью ванной комнаты. А Дарлинг как зачарованная следует за Исмаэлем и Лали.
Когда она заглядывает в детскую, Лали уже лежит в кровати, а Исмаэль, присевший в изголовье, укутывает ее легким одеялом.
— Ничего, если я посижу с вами? — шепотом спрашивает Дарлинг. — Можно?
— Mo! — Лали встречает Дарлинг, как старую знакомую. — Где ты пропадала, Mo?
— Ну у меня были кое-какие дела…
— А теперь ты пришла рассказать мне сказку?
— Боюсь, что нет, Лали.
— Ты не знаешь сказок? Вот Иса знает много-много сказок. Правда, Иса?
— Правда, — подтверждает Исмаэль.
— Пусть Mo останется.
— Хорошо. Ну про что тебе рассказывать сегодня?
— Про то, как один человек из племени ашанти убил змею…
— Нет, — морщится Исмаэль. — Это дурацкая сказка.
— Хорошо, — легко соглашается Лали. — Тогда про то, как один человек из племени киконго позавтракал жуком…
— Еще одна дурацкая сказка.
— Ну вот, — любительница насекомых Лали приподнимается на кровати, — про жука как раз очень интересная.
— Mo не понравится.
— Откуда ты знаешь?
— Давай я лучше расскажу про Акаломбе.
— Нет, тогда расскажи про принцессу Афрекете.
— Я уже сто раз ее рассказывал.
— А Mo не слышала. А это хорошая сказка.
— Ладно. Жила-была маленькая принцесса…
Дарлинг даже не подозревала, что Исмаэль такой хороший рассказчик. Его голос, мягкий и вкрадчивый, обволакивает ее со всех сторон и тут же распадается на сотню других голосов, на шепоты и крики животных в бруссе (все они любят Афрекете). На шелест волн и шорох песка (все они расступаются по первому требованию Афрекете), на дождь…
Или дождь идет за окном?
Где бы он ни шел, он убаюкивает Дарлинг. Глаза ее слипаются, и она не в силах приподнять веки — как будто на них уселась маленькая принцесса и теперь болтает ногами, и без остановки рассказывает что-то, и забрасывает Дарлинг разноцветными камешками смеха. Вот она и вспомнила! — когда ей было столько же лет, сколько Лали, папочка покупал ей такие глазированные камешки-конфетки с орешками и изюмом внутри.
Мне так не хватает тебя, папочка!..
* * *
…Дарлинг проснулась внезапно, как от толчка чьей-то невидимой руки.
А проснувшись, не сразу сообразила, где находится. Последним воспоминанием был Иса, сидящий в изголовье кровати Лали. Кто такой Иса? Исмаэль — черный мальчик с дредами, прекрасно говорящий по-русски. А Лали — девочка трех лет, любящая сказки про жуков и змей, но в качестве альтернативы готовая снисходительно выслушать сказку про принцессу.
Афрекете.
Принцессу звали Афрекете, а мать Лали и Исмаэля зовут Даша. И это самая удивительная женщина, когда-либо встречавшаяся Дарлинг в жизни. Весь вчерашний вечер прошел в ее доме, и, кажется, Дарлинг находится в нем и сейчас. Не в самом удобном месте и не в самой удобной позе — в кресле. Достаточно уютном, чтобы просидеть в нем какое-то время, но мало приспособленном для того, чтобы провести в нем целую ночь.
