Я не стала рассказывать о разговоре с его матерью, в котором она призналась, что в любом случае не станет осуждать выбор детей. Мне будто доверили важный секрет, и я намеревалась его хранить.
– А по поводу татуировки… получается, это все алгоритм. Программа внутри меня, которая получила информацию о том, как я должна реагировать на кровь дгнарна, и притворилась.
– Да, это бьет по мужскому самолюбию, – хмыкнул Александр.
– И… – Я закусила губу и зажмурилась. – Можно, я ее отключу?
– Что?
Приоткрыла один глаз. Александр не злился. Не смотрел с ненавистью, не осуждал. Просто смотрел и внимательно слушал.
– Папа сказал, что может отключить любой… ну, я не знаю, как это называется. Любой блок, который отвечает за процессы внутри меня. Я хочу отключить татуировку. Чтобы понять, что я на самом деле чувствую. Убрать программу и дать возможность этому пресловутому сознанию решать, понимаешь?
– Понимаю, – тяжело вздохнул Александр. – Буду тебя ждать. Только будь осторожна с Брайаном.
– Что, правда будешь ждать? А мне казалось, ты не привык, чтобы твоими планами командовала девчонка.
– Ну не зверь же я, Брилли. Осваивайся, принимай себя, меня, нас. Я подожду.
Я остановилась рядом с ним у окна. В саду вовсю сновали крошечные роботы, подстригавшие газон, вдалеке в небе мельтешили корабли. На город с утра опустился туман, а после ночного ливня земля все еще выглядела влажной. Свежо, наверное, хорошо.
Александр обнял меня, уткнулся носом в волосы и вздохнул.
– Надо работать. Поужинаешь со мной?
– Конечно.
– Тогда отдыхай. На твоем эмирте есть прямой вызов ко мне. Не бойся, если будет что-то нужно или просто захочешь порадовать меня своим голосом. И еще вот, возьми кое-что.
Он достал из кармана изящное тонкое колечко, внешне напоминавшее корону – в том же стиле переплетенных лент.
– Ой…
– Не «ой», а просто… знак того, что ты занята. Брилли, я даю тебе свободу и время обдумать правду о себе. Но это не значит, что не буду стрелять в каждого, кто подкатит к тебе со своими романтическими и эротическими настроениями.
– Ты, как всегда, исключительно добр.
– Утро же, – философски ответил гад.
* * *
Я прожила в мучительном ожидании два дня. С просьбой избавиться от влияния татуировки я обратилась к императору. Сначала решила, он будет злиться за то, что я вроде как отталкиваю его сына. Но он лишь кивнул и ушел беседовать с отцом. На то, чтобы все подготовить, понадобилось два дня, за которые я извелась. И наконец на закате мне пришло сообщение, что господин Кноринг ждет у себя в лаборатории.
Да, к слову о лаборатории… непостижимым образом они умудрились заключить с отцом соглашение. Его не сажают за измену и даже дают работать в свое удовольствие в обмен на то, что все разработки будут принадлежать Канопусу.
– И с запретом на разработку ИИ, – добавила Паулина, едва заметила выражение моего лица.
– Но у вас нет гарантии, что его не сделает кто-то еще?
– У нас хорошая служба разведки. Пока никто даже не близок.
Я не стала дальше расспрашивать, просто решила покончить со всем этим раз и навсегда. Одна встреча с отцом, я избавлюсь от привязки, и… что дальше, не знала. Но в нагрудном кармане рубашки душу грело Александрово кольцо.
Папу поселили на территории дворца, в охраняемой части. Рядом располагалась лаборатория технарей, но формально Брайан Кноринг не работал вместе с основными сотрудниками. Эдакий свободный художник под замком.
Но это лучше, чем сидеть в тюрьме или вообще отправиться на тот свет за то, что чуть не продал серьезную технологию врагам.
Я пришла чуть раньше, сидела в приемной и мандражировала. Обстановка вокруг соответствовала: как в медицинском центре. Все белое, почти стерильное, аж глаза болели. Наконец раздался голос отца, и я вздрогнула:
– Заходи, Бриллиана.
В центре небольшого помещения стояло кресло, как у стоматологов, почти горизонтально опущенное. Рядом с креслом – внушающая ужас установка со множеством экранов, панелей, кнопок и щупов.
– Садись сюда. Будет неприятно. Сначала я отключу болевые ощущения, затем введу манипулятор, и все твои чувства отключатся. Я не стану вводить тебя в стазис, потому что должен следить за разными параметрами, так что, возможно, ты немного испугаешься. Но не волнуйся, процедура недолгая. К тому же, – он показал в дальний угол, – за мной внимательно наблюдают и причинить тебе вред не дадут.
– Да уж, это полезно, – пробормотала я, укладываясь.
Закрыла глаза. Еще чуть-чуть, и все.
Услышала только гудение. Потом прикосновение чего-то холодного к виску. Приоткрыла один глаз и в отражении лампы увидела, как в голову входит тонкая блестящая игла. Накрыло паникой, но… ни пошевелиться, ни вдохнуть я не смогла. Все чувства, кроме эмоций, отключились. Я не чувствовала запахов, не осязала кресло и подлокотники, не слышала. Осталась лишь способность видеть и паниковать.
Спокойно, спокойно, главное – не сойти здесь с ума. И не думать о том, что, возможно, после отключения сознание так и останется запертым в кукле, валяться на чердаке.
Это все равно что медицинская процедура, подумаешь.
А потом и зрение меня покинуло, оставило в жуткой темноте наедине со страхами и мыслями.
Здесь даже время текло иначе, бесконечно долго. Я старалась вспоминать хорошие моменты, думать о будущем, но невольно в голову лезли нехорошие мысли. А если это просто уловка, чтобы отключить меня? И я проведу в совершенной темноте долгие годы? А если уже прошли годы, а я не заметила?!
Так, Брилл, спокойно… думай об Александре. Вспоминай о кольце, о том, как он тебя спасал. Мечтай о свадьбе. О платье… да, платье, хорошая тема. Кремовое, наверное, мне пойдет. Кружевное, короткое. Здесь носят короткие платья?
Так же неожиданно, как все отключилось, так я и вновь получила возможность видеть, дышать, чувствовать. Вдохнула воздух и закашлялась.
– Тихо, не дергайся, – предупредил отец. – Еще пара секунд… Ну, вот и все.
Гудение стихло, я почувствовала, как игла выходит, и через пару секунд оставшиеся ощущения вернулись. Затошнило, а в месте прокола выступили крошечные капельки крови.
– Так просто? – удивилась я. – И зависимости нет?
– Да, – кивнул папа. – Я отключил эту привязку, но программно не вмешивался. Если он сделает тебе татуировку еще раз, то система снова опознает кровь дгнарна и включит уже знакомый алгоритм.
– Не сделает, – ответила я, сползая с кушетки.
– Брилл…
Меньше всего мне хотелось сейчас общаться с отцом. А вот чего действительно хотелось, так это перестать называть его так. Не отец он мне, не отец. Создатель, кукольник, не знаю, таксидермист, блин, но не отец! И отцовских чувств в нем нет и не было. Только гордость за свое создание и какое-то извращенное беспокойство. Не поломает ли кто куколку? Как же фарфоровая девочка будет жить в жестоком мире? Чувства Александра намного искреннее и приятнее.
