Передо мной во весь размах потолка какой-то невообразимо огромной комнаты стояло перевернутое изображение столицы. Словно в отражении воды, виделась довольно странная для запечатления подборка современной архитектуры: многоэтажные панельные дома с надстроенными мансардами, Сергиевский храм чуть в стороне справа, здание Лефортовского суда там же и вдали левее — силуэт Кремля с его башнями. В общем, такая себе композиция, пусть и очень реалистичная. Вон, по улице Сергия Радонежского даже машины замерли на светофоре, как настоящие.
А потом светофор сменился на зеленый, машины поехали, и стало как-то очень нехорошо.
Я дернулся, обнаружив руки плотно прижатыми к бокам. Резко повел шеей в стороны, констатировав, что под спиной вовсе не бетонный пол, а вполне себе вертикальная плита фасада жилого здания — та, которая под самой крышей, и вовсе не сквозняк все это время дул в лицо, а ветер, которому на высоте сорока метров быть и полагается. А я, получается, на этом самом здании подвешен над улицей вниз головой.
— Ну, теперь ты мне веришь? — Произнес вкрадчиво подозрительно знакомый женский голос
Верилось решительно во все. И в бога — особенно сильно.
Продышавшись и успокоившись, посмотрел в сторону ног, зафиксировал в памяти серый холщовый мешок по шею, в который я был плотно упакован, и канат, которым были тщательно завязаны мои ноги поверх мешка. Канат шел выше, уходя за край крыши. На бортике рядом с ним обнаружилась Ника, расположившаяся там как та Аленушка с картины Васнецова — даже наряд с длинным платьем цветочного мотива и светлой кофтой поверх был чем-то схож, как и распущенные рыжие волосы. Разве что вместо грустного выражения лица — азартное довольство.
— Доброе утро, — перебрав все шедшие в тот миг на ум слова, я озвучил самые приличные из них. — Хорошо выглядишь.
— Спасибо, — потупилась она смущенно.
— А во что я должен верить? — Набрался я терпения.
Потому что ругаться, материться и воевать, находясь в таком положении — не лучшая затея. Помощи ждать все равно неоткуда: в этом городе никто не смотрит вверх, а все романтики давно перепадали в открытые люки.
— В то, что я действительно уронила тебя со второго этажа. — Наставительным тоном произнесла Ника, качнув подбородком.
— А нельзя было это мне просто как-то поубедительней сказать? Я, в целом, человек доверчивый. — Раздражённо дернул я запястьями, обнаружив, что те отдельно привязаны к телу.
Ноги, впрочем, тоже были замотаны веревкой по всей их длине — не пошевелить.
— Ты бы не поверил. Зато теперь ты понимаешь, что тебе нужен врач? — Строго спросила девушка.
— А если я не согласен, ты вытянешь меня наверх?
— Нет.
— Тогда согласен. Только с условием, что я найму еще одного психиатра. Ну, чтобы за тобой тоже присматривал. В смысле, как старший наставник.
— Думаю, не нужно, — посмотрела Ника с подозрением.
— Нет, так нет, — легко отказался я. — А теперь можно меня поднять?
— Мы еще не договорились об оплате моих услуг!
Ага-ага. Я покосился вниз — ну точно, самое время провести выгодные деловые переговоры.
— У меня страховой полис. — Отозвался я категорично.
— Это частная практика!
— А у тебя лицензии для нее нет.
— А все почему? Потому что я не доучилась из-за тебя, — прибавилось опасной бархатистости в голосе Ники, а рука ее направилась в сторону каната.
— Я к тому, что лицензию можно и достать! — Тут же отрапортовал я, как мне видится, излишне бодро.
Но Нику проняло. Во всяком случае, рука ее вернулась обратно на колени.
— Как? — Было море недоверчивости в ее голосе.
— Например, восстановить тебя в университете. — Охотно дополнил я предложение. — Завершишь — вот тебе и лицензия.
— Невозможно, — грустно ответила Ника. — Приказ уже подписан.
И даже налетевший ветер завыл особенно тоскливо.
— Ну и что? — Подпустил я легкомыслия в голос. — Я тут на два факультета поступил одновременно. И мое место на мировой политике хотят перекупить очень влиятельные люди… Ника, может, я поднимусь?
— Нет-нет, ты продолжай, — отмахнулась она.
— Так вот, — вновь набрался я терпения. — Если уступлю, могу просить место на другом факультете для тебя. А там после первой же сессии переведешься к себе обратно.
— Почему сразу не на медицинский?
— Потому что тебя оттуда только что отчислили, и так не получится, — вздохнул я. — И подними меня уже, наконец!
— Ладно, — неохотно согласилась Ника. — Только развязывать пока не стану.
В итоге, вытянула она меня на тот самый бортик крыши, оказавшийся довольно широким, и расположила на самом краю. Даже петлю на ногах ослабила и помогла сесть.
Я проследил путь каната по крыше и на некоторое время завис, обнаружив конец завязанным бантиком на хиленькой телевизионной антенне.
— В общем, на робототехнику тебя устрою. К себе, — рублеными фразами произнес ей.
— А почему туда? — Ворохнулась беспокойством Ника, предусмотрительно отсевшая так, чтобы я мог ее видеть. Ну и сбежать если что.
— Да там несложно все. Фаза находится максимум с двух попыток.
Потому что током будем лечить эту сумасшедшую.
— Ну, если только на семестр… — Задумалась она. — Тем более, пациент рядом…
Это еще мы посмотрим, кто из нас пациент.
— Как я вообще сюда попал? — Повел я шеей, разминая.
Вместе с некоторой тенью стабильности, явились неприятные ощущения по всему телу, удостоверяющие, что это все — не продолжение сна.
— Так ведь стакан в раковине. — С довольством и радостью качнула Ника головой.
— Я ж его мыл, — хмуро глянул в ее сторону.
— Вот именно! На стенки стакана нанесено особое вещество в виде прозрачной пленки, а там и реакция гидратации в присутствии катализатора с выделением газа. Я знала, что ты не удержишься, и помоешь стакан! Окна закрыты, вентиляцию я заглушила. Осталось только подождать. — Похлопала она ресницами.
Значит, какая-то новая отрава, от которой защита не спасла. Скверно.
— А на фотографии что нанесла?
— А фотографии — не твое дело! — Вспыхнула она алым цветом. — Это мои личные вещи, и какое хамство в них заглядывать!
— Хочешь сказать, не специально оставила? — Был я мрачен и подозрителен.
— Нет! Тем более, какая тебе до них разница, — повернулась она горделиво вбок, стараясь незаметно коситься в мою сторону и отслеживать реакцию.
— Манекен верни.
— Нет.
— Ладно, — вздохнул я, посмотрев на город.
