— Максим, — махнул он мне рукой, отметив мое появление располагающей улыбкой, и показал на стулья перед своим столиком. — Я распорядился добавить два места и принести нам чай.
Сам полковник вовсю трапезничал — только вместо чая в кружке плескалось нечто прозрачное. Горшочек с жарким уже был опустошен и отставлен в сторону, а своей очереди перед ним дожидался греческий салат.
— Очень любезно с вашей стороны, — отодвинул я стул для Ники и присел рядом, положив ладони на стол.
— Надумали обратиться за помощью? — Столь же миролюбиво уточнил он. — Так спрашивайте, Максим. Какие ныне проблемы у молодежи? — Подцепил он вилкой помидорку и ликвидировал, прищурив от удовольствия глаза.
— В общем-то, я действительно по делу. — Отразил я радушие, а затем отклонился на спинку, пока официант расставлял чайные приборы передо мной и Никой.
— Внимательно слушаю, — подбодрил Борис Игнатьевич движением руки с вилкой.
Дождавшись, пока официант отойдет достаточно далеко, я выудил пирамидку артефакта, защищающего от прослушивания, и выставил между заварочным чайником и чашкой.
— Борис Игнатьевич, вы должны мне жизнь, — посмотрел я на него серьезно и без намека на иронию.
А тот замедлил движение челюстей над безвинным куском огурца и ответил откровенно волчьим взглядом, не имеющим ничего общего с прежним гостеприимством.
— Разумеется, ваша жизнь — это слишком много, — поспешил я уточнить, пока его движения, обретшие характерную напряженную плавность, не обернулись перевернутым на нас столом. — Было бы возмутительно лишать государство столь примерного и верного служащего.
— Ты что говоришь, мальчишка? — Отложил он вилку на тарелку и принялся оттирать ладони салфеткой.
— Ровно то, что ваша жизнь, Борис Игнатьевич, не обязательна. Мне хватит двух других жизней, не столь нужных вам лично, как ваша собственная.
— Угрожаешь мне? Пытаешься моими руками убить граждан моей страны? Ты что о себе вообще возомнил? — надавил полковник взглядом и голосом. — Да я махну рукой, и тебя вздернут на ближайшем суку.
— Борис Игнатьевич, я это уже слышал, — приподнял я ладонь и попытался мягко его вразумить. — Все это уже было.
— На этот раз у меня полный зал свидетелей. — Напряг он плечи.
И не важно, что ближайшая компания сидела достаточно далеко, и вряд ли кто там умел читать по губам.
— А у меня один свидетель.
— Слова девчонки ничего не значат. — Отрубил он. — Я ей ничего не давал, ни к чему не побуждал. Она украла у меня со стола бумажник с артефактом и распорядилась его содержимым по собственному усмотрению. Или ты считаешь, что я не написал заявление о краже в этот же день?
Рядом вздрогнула Ника.
— Я не про девушку. Я про него, — демонстративно выудил я из кармана перстень с гербом императорского рода и надел на указательный палец левой руки.
— Подделка, — фыркнул полковник, не отрывая взгляда от гербового узора.
— Рискнете проверить? — Снял я перстень и положил на центр стола.
Как оказалось, есть еще один метод без беспокойства цесаревича лично. Дарители таких перстней очень не хотели, чтобы подарок сняли с трупа или кто-либо посмел надеть краденное.
— Фарс, — рассмеялся глазами Борис Игнатьевич и подхватил перстень правой рукой. — Блеф и имитация. Сейчас я тебя засажу за попытку отравить офицера ИСБ. Подберу тюремную камеру с дружелюбными ребятами, — медленно нанизал он серебристый металл на безымянный палец левой руки, не отрывая от меня взгляда. — А потом еще впаяю срок за подделку имперской символики. Никто тебя не защитит.
— Рука, Борис Игнатьевич, — обратил я внимание увлекшегося полковника на некие изменения, которые он явно не ощущал.
Борис Игнатьевич мельком посмотрел на левую ладонь. И замер, в оторопи глядя, как прямо на глазах увядает от старости, покрывается морщинами и сереет кожа; проступают синие вены и желтеют ногти на руке… Полковник в дикой панике содрал с себя перстень, отбросив его резким жестом на середину стола.
Я же спокойно подхватил перстень и вернул на свой указательный палец.
— П-почему оно не проходит? — Встряхнув несколько раз рукой, загнанно спросил полковник, рассматривая дряхлую кожу древнего старика до запястья, после которого шла чистая и холеная рука госслужащего. — Вы отравили меня! Отравили!
— Поактивней размахивайте, — попросил я. — Пусть все видят. Мы оба знаем, что грозит за попытку надеть чужой перстень.
— Это вы! Вы втравили меня обманом!
— Спросим у моего свидетеля? — Поскучневшим голосом осмотрел я перстень на своей ладони.
— Как это убрать, как это вылечить, — чуть не плача, баюкал он левую руку на груди, ссутулившись и скрывая ее от чужого взгляда.
И оттого становился совершенно некоммуникативен, что в нашей ситуации вредно.
— Ника, вылечи его пожалуйста.
— Не хочу, — жестко ответила девушка, прикасаясь губами к своей чашке с чаем.
— Девушка, милая! — истово обратился к ней полковник. — Я же не желал вам зла! Я радел за ваше счастье, вы же знаете! Да, подстраховался, но вы сами видите, какая сейчас молодежь! Но вы не такая, вы хорошая, милая моя Ника!
— Осторожно, сейчас она вам туфли продаст, — буркнул я, пробуя свой чай.
— Да хоть две пары!
— Могу отрезать, — предложила Ника абсолютно равнодушным тоном. — На нашей кафедре обсуждают роботизированный протез. Интересуетесь?
— Хватит издеваться! Просто назовите цену!
— Позже, — пресек я жалобы. — Итак, к началу беседы. Вы должны мне жизнь. Пойдут две другие. Курс хороший, завтра будет дороже.
— Кого вам нужно устранить? — Процедил он.
— Никого, — пожал я плечами. — Нам стало известно из новостей, что некто Черниговский Антон и Черниговский-Зубов Павел совершили вооруженное нападение на банк «Шелихов и партнеры».
От такого известия полковник даже позабыл о постаревшей руке.
— Они свихнулись? — Приоткрыл он рот и удивился в той мере, что даже озвучил кое-что вслух. — Это же банк СВР.
Оп-па.
— Простите?
— Внешняя разведка и служба специальных операций.
— Частный банк? — Не поверив, переспросил я.
— А вы, молодой человек, на акции из госбанка собрались деньги брать? — Язвительно уточнил Борис Игнатьевич. — Или чековые книжки агентуре заведете? Эти идиоты залезли в карман самого императора. Моя помощь тут не нужна, они уже трупы.
— Интересно, — постучал я пальцами по столешнице. — Даже княжич Черниговский?
— Этого, еще может быть, отец отмажет, — подумав, согласился полковник. — Если ущерб небольшой.
