— Яков Савельевич, на обратной стороне. — Посоветовал ему Панкратов, с любопытством поглядывая на две фотографии девушек.
Снизу буклета под миловидным изображением юной особы было написано «Юлия, младшая дочь». Зато сверху была фотографии, трижды обведенная красным и синим фломастерами, с подписью «Ника, старшая дочь. Невеста! Не перепутать!!!»
— Не, ну эта какая-то некрасивая, — икнув, ворчливо прокомментировал Давыдов, получивший свой экземпляр буклета. — Как та, из трактира под Смоленском.
— Василий, все уже перевернули бумажку, — шикнул на него Шуйский, и самолично помог с этим товарищу.
— О! Эти лучше! — Одобрил гусар.
— Отлично, теперь у нас есть понимание цели, — торопливо озвучил Галицкий, вновь посмотрев на часы. — Идем сватать?
— Впятером? — Обвел всех взглядом Долгорукий, складывая свой экземпляр брошюры и хозяйственно убирая в карман.
— А что-то не так?
— Мы не можем сватать все хором, должен быть кто-то один, кого поддержат остальные. — Мудро отметил старый князь.
— Так понимаю, лидером сего действа вы видите себя? — Скептически уточнил Панкратов.
— За Давыдовых никогда не станет кто-то говорить! У Давыдовых достаточно своих слов! — Мигом возмутился гусар.
— На правах сильнейшего среди вас, готов оказать вам услугу и возглавить. — С непроницаемым лицом произнес Шуйский Александр Олегович чуть скучающим тоном.
— Господа, я единственный заинтересован сделать все быстро и качественно, к тому же мой род не моложе ваших. — Нахмурился Галицкий.
— Вы не совсем поняли меня, — мягко погасил вспышку напряжения Долгорукий. — Ситуация наша такова, что нет великой чести свататься к Еремеевым. Я бы сказал, это настолько мелко и незначительно, что наш представитель должен отражать общее отношение к этому невеликому событию.
— И кого это вы считаете мелким и незначительным? Уж не меня ли, Сергей Михайлович? — Нахмурился Панкратов.
— Шш-чтоа?! — Воинственно схватился за фляжку Давыдов. — Я чую оскорбление?!
— Постойте-постойте, господа! — Успокаивающе поднял ладони старый князь Долгорукий. — У меня нет намерения вас обидеть. Вовсе нет — я покорно готов предоставить свою кандидатуру на этот незавидный пост.
— Я согласен, — фыркнул Галицкий.
— Пусть так, — пожал плечами Панкратов.
А Шуйский демонстративно отвернулся в сторону леса. Мол, туда тебе и дорога.
— Итак, я благодарен вам за доверие и предлагаю нашей делегации все-таки выдвинуться к поместью, потому что встречать нас с караваем и песнями, судя по всему, никто не собирается, — недовольно посмотрел князь на пустую дорогу и первым двинулся вперед.
Остальные князья прошествовали за ним. Ну а троих парней с красными бабочками, что тоже направились за ними вслед, ни у кого не возникло желание задержать.
* * *
Сергей Олегович Еремеев, глава рода и семьи, унаследовал от предков способность любить — ярко, биться — яростно, ненавидеть — искренне, всеми фибрами души. Простыми и честными были поколения предков, как и их служба; не знали они подлости, а та житейская мудрость, которая позволяла прирастать капиталами и находить возможности там, где их никто не видел, позволили выбраться из солдат в аристократы.
Ныне времена были куда как спокойнее, но и в них бывало такое, что за любовь и против ненависти приходилось биться, отдавая самого себя этим трем эмоциям, объединенным единой струной человеческой чести и осознания собственной правоты. Единственное, чего оставалось желать и на что надеяться — что жизненный путь Еремеевых не преградят те, кто будет им не по силам, несмотря на всю ярость, честь и правду.
Например, пятеро великих князей, неспешно движущихся по дороге к особняку, на крыльце которого Сергей Олегович их дожидался.
«Будут бить» — невольно возникнет мысль у каждого при таком зрелище, и обреченности в ней будет куда больше иных эмоций. Потому что устоять даже против одного из их сиятельств невозможно, даже будь тут вся родовая дружина с ополчением.
«Будут, шансов никаких». — Признавал Еремеев, но тут же добавлял. — «Но лучше бы, конечно, помучиться».
Что бы не случилось, но погибнуть достойно, а не самым дурацким возможным способом — пытаясь убежать от того же Шуйского в лесу, или Долгорукого — по небу, или Панкратова — через подземный тоннель, или Галицкого — по водам Москвы-реки, или Давыдова — уповая на заступничество императорской канцелярии. Какой-то совершенно мерзкий набор для возможного беглеца.
И Сергей Олегович знал, кто составитель этого набора. Знал — и ненавидел искренне, как может только представитель его рода.
Было у его рода такое проклятие, неведомо отчего обрушившееся на них, по имени Самойлов Максим Михайлович. Мальчишка, наглый, безродный по документам и совершеннейшее пустое место, что признает каждый, возьмись он изучать его подноготную. Немного везения с приемной семьей, да очевидное покровительство Шуйских, доставшееся вместе с усыновлением — это все, в чем повезло ему в жизни. И это ничтожество умудрилось сделать так, что вся промышленная империя Еремеевых чуть не вылетела в трубу за сложнейшие в их поколении пять лет всевозможных блокад, санкций, эмбарго и нежеланий вести с ними дела. Есть, за что ненавидеть и пытаться отомстить.
Но потом оказывается так, что отомстить тоже нельзя. Наемные убийцы не берут заказ, не называя причин. Ряд высокородных семей, которые традиционно промышляют устранением недостойных, указывают на дверь, а следом приходит письмо от Шуйских, весьма раздосадованных действиями Еремеевых в адрес человека, которому покровительствуют. И даже императорская семья маячит где-то на горизонте — не настолько, чтобы связать их с одиозной личностью, но достаточно, чтобы задуматься, отчего это прошение на суд чести по достижении врагом восемнадцати лет (в те дни Сергей Олегович был немного не в себе от ярости) было завернуто обратно с визой «отказать». Отказ — дело обычное, тем более, что империя традиционно не одобряет дуэлей и убийства. Но виза, подписанная лично принцем главной семьи Рюриковичей — это уже ни в какие ворота… Во всяком случае, этот намек не следовало игнорировать. И Сергей Олегович успокоился — как ослабленный и побитый зверь, попавший в руки избалованного ребенка. В конце концов, когда-нибудь мальчишке надоест, и он оставит их в покое, позволив отъесться и вновь встать на ноги. А месть можно будет завещать и потомкам.
Тактика ожидания оправдалась. Для начала — робкие успехи с заграницей, которые переросли в неплохие деловые отношения, завязанные на общей выгоде. А совсем недавно, даже месяц не прошел — удача так и вовсе улыбнулась им новым источником финансирования и совместным проектом, обещавшем задействовать чуть ли не все производственные мощности, до того законсервированные по скудному и бедному до заказов времени.
И апофеозом фортуны — сватовство к его старшей дочери от влиятельнейшего и богатейшего рода Империи. Была ли это счастливая звезда Еремеевых, либо долгосрочные расчеты Юсуповых, уже наверняка наметивших дальнейшую стратегию роста концерна Сергея Олеговича под сенью и защитой могучей семьи — уже совершенно не важно. Аналитики рода предполагали новый вид перспективного вооружения, которое захотят производить на предприятиях, внезапно ставших родственными — а оттого верными до последней капли крови. Сергей Олегович же просто боялся думать о причинах, заранее соглашаясь на все легальное — и немножечко на нелегальное, будь таковое в брачных соглашениях найдется. Потому что для пусть и славного, но будем честны — среднего рода — Юсуповы были чем-то совершенно недостижимым по боевой и финансовой мощи. А двоюродный племянник главы клана, предполагаемый в мужья его Нике — вполне мог с пинка входить в кабинеты иных вельмож, получая в ответ только угодливое «здравствуйте».
