— Плохо, конечно, все вышло. Да ничего не поправишь, — согласился Велислав. — Рано ему смерти видеть, хоть Добромил и будущий князь: привыкать должен. Но все равно — рано.
— А ведь Добромил совсем не балованный, даром что княжич, — добро улыбнулся Борко. — У меня младший братишка на него похож. Такой же простой и обходительный.
— Это все потому, что сызмалу его воспитывали не так, как других княжат. Другие балованные. И родители у Добромила иные, сами знаете: отец — князь Молнезар, сильный воин, мать — Всеслава, дочь воеводы. Они жизнь не понаслышке знают, вот и хотят, чтобы Добромилу потом легче жить довелось. А воспитание у него наше — лесное! Леса у нас суровые, и люди такие же: суровые, но добрые и простые. Венд — есть венд. Добромил наш по духу! Сколько таких мальчишек в наших лесах живет, — согласно качнул головой Велислав. — Хороший человек из Добромила выйдет! Все твоя заслуга, Любомысл! Глядишь, потом его и в какой-нибудь вендский род примем.
— Да и твоего тоже немало вложено, Велислав! — не преминул отозваться старик. — И в княжича, и в дружину вендскую, Таких воинов как наши, еще поискать надо! Верите ли — в разных странах был, многие воинства повидал: но таких дружинников, как наши, не встречал! Иноземные воины совсем другие.
— Какие же? — полюбопытствовал Борко.
— Да другие! — досадливо махнул рукой Любомысл. — Одинаковые все, да тупые! Думать почти не умеют. Что последний копейщик, что первейший воинский начальник — все одинаковы! Мыслей у иноземных воинов никаких нет. А если и появляются, то все одинаковые, и их три: повкуснее пожрать, девку задрать, да объемистый жбан вина или пива в себя влить. И всё… Одним словом — дуболомы!
Борко и Милован смущенно фыркнули. Любомысл в нескольких нехитрых словах описал их собственные основные пожелания на ближайшие годы.
Но не их же старик имел в виду, в самом деле? Они ж не такие тупые дуболомы, раз в княжеской дружине состоят. Всем известно, что не каждый молодец сподобится в нее попасть. Один из сотни этой чести удостаивается! И отбирают туда не за красоту, а за ум, смекалку и ловкость. А в вендских лесах все такие! Но они оказались лучшие, и гордятся этим.
— Ну ты сказанул, Любомысл! — воскликнул Милован. — Это что ж по твоему выходит, что мы тоже такие иноземные неучи, раз нам девушки, да вкусная еда нравятся?
— Да нет, ребята, — усмехнулся старик. — Я ведь не вас имел ввиду. Если б я про вас речи свои вел, так я б ничего такого не говорил. Зачем людей обижать? Да вы б и не поняли, что я речь про вас веду. И не обиделись бы… Вы другие: разумные, да думающие. А в еде, да в девушках-красавицах ничего плохого нет. Можете мне поверить. Знаю, что говорю.
Велислав тихонечко улыбался, слушая витиеватые нравоучения старика. Любомысл как всегда ненавязчиво, исподволь, занимался легким воспитанием. Ничего, бывшим отрокам полезно послушать умные речи: они не глупы, и сделают из слов Любомысла нужные выводы.
В это время из прохода ведущего в нижний ярус появился Прозор сопровождаемый Добромилом. Прозор поигрывал двумя кузнечными молотами, постукивал их друг о друга. А Добромил нес чистую, пошитую из льняного полотна рубаху. Обычный румянец на щеках исчез — лицо мальчика бледно. Добромил подошел к столу и молча положил перед Велиславом рубаху.
— Вот, — сказал он, — я сейчас нитей надергаю.
— Добромил, — спросил Велислав, — а не жалко? Смотри, какая вышивка красивая по вороту! Княгиня вышивала?
— Да, — односложно ответил мальчуган.
— Что, там внизу кто-то есть? — проницательно спросил Любомысл. Бледность мальчика не ускользнула от глаз старика. — Лошади беспокойны? Почувствовал что-нибудь?
Мальчик ответил не сразу. Понапрасну высказывать свои страхи и подозрения ему совсем не хотелось. Но, а вдруг ему не показалось, и албаст, про которого только что говорили, и который совсем недавно так перепугал Борко, действительно там! Страшный упырь стоит за крепкими башенными воротами, и подстерегает когда они выйдут наружу…
— Не знаю, — с сомнением сказал Добромил, — лошади спокойны, но ушами все-таки прядут, хотя овсом хрумкают. Ведь если бы они боялись, то и есть не стали? Верно?
— Верно, — согласился Любомысл, — животина, она опасность завсегда чует! Человек так не может, хотя порой случается, что и его грызет что-то внутри, спокойно жить не дает, предостерегает. Ощущаешь, что ни к чему, допустим, каким-то делом именно сегодня заниматься. Если сомнения есть, то лучше ничего не начинать.
Но верь нам, Добромил, если б тебе что-то внизу грозило, если б хоть один из нас это ощутил, в чем-то сомневался, то мы бы тебя вниз одного ни за что не пустили! Верь нам! Верно? Велислав? Прозор? Борко? Милован?
Венды, каждый по очереди, как только Любомысл называл их имена, серьезно кивали головам. Конечно, они б ни в коем разе не пустили княжича вниз, если бы что-то чувствовали! Но их всегда безошибочное, почти что звериное чутье, чутье охотников и следопытов, на этот раз молчало. Они точно знали, что внизу никакая опасность Добромилу не грозит. Ну, а мальчику полезно потихоньку вырабатывать в себе смелость. Все-таки Добромил будущий князь. Предводитель… Вождь…
Мальчик между тем ловко подпорол кончиком своего небольшого поясного ножа крепкие швы, и вытянул первую длинную нить:
— Вот, Велислав, такой длины пойдет? Как считаешь?
— Конечно пойдет, Добромил! Только надо и на серебряных пластинах, что нам сейчас Прозор накует, и на древке стрелы зарубки сделать, чтобы все крепче держалось. Давайте все этим займемся — хочется быстрей надежное оружие в руках держать. Тогда и страх исчезнет. Надеюсь, что эти серебряные стрелы нас от нежити спасут.
— Спасут, спасут, Велислав! — крякнул Любомысл. — Ты не сомневайся. Конечно, маловаты кусочки, но для мелкой нежити сгодится! Непременно должны прибить! А если здоровая тварь попадется, те если не убьет, то отпугнет точно, да еще и поранит. А раз рану нанесет, то нежить опасаться станет. Это дело известное, не мы первые, не мы последние…
Меж тем, Прозор, Милован и Борко, рьяно принялись за дело; нарубленные кусочки серебра они плющили в тонкие пластины, несильно постукивая молотками, а затем наносили ножами наносили на поверхность и по краям зарубки. Княжич со своим наставником Любомыслом занялись стрелами, делая ниже наконечников мелкие углубления.
— Знаешь, князь, мне показалось ты чем-то опечален?.. — спросил Любомысл, беря очередную стрелу. — Иль не так?.. Иль ошибаюсь? Если ты нежити боишься, то не сомневайся, Добромил, все вместе мы ее запросто одолеем! Нечего ее бояться! Нам главное до утра спокойно дотянуть, а там, глядишь, солнышко выйдет: и не станет никакой нежити. Исчезнет до следующей ночи! А мы тем временем волхвов и ведунов искусных соберем. Пусть они кудесничают — это их дело. Мигом эту дрянь разгонят. И снова тут чистое место станет. Не надо нам в наших лесах пришлой жути! Своей хватает. Своя-то нечисть она знакомая, и опасаться ее не стоит! Издавна с ней ладим: мы ее не трогаем и она нас не касается. Наши лешие, русалки — они безобидные, а домовые — так те вообще чуть не друзья.
