— А за каким таким делом, Любомысл? — сгорая от любопытства, спросил Добромил. Мальчика настолько захватил рассказ пестуна, что он совсем позабыл о страшной ночи, о нежити, вышедшей из древнего болота. Как это свойственно молодости — все прошлое, все страхи куда-то бесследно улетучились. Осталось настоящее.
Старик прокашлялся перед тем, как рассказать продолжение занятной истории. Он и сам тогда не сразу понял, что ему повезло сразиться в карты с лешим. Это до него дошло потом.
— А вот дальше, Добромил, и начинается самое интересное. Я только потом догадался, что моим карточным противником был никто иной, как леший. Только когда я с ним играл, он таким щеголем выглядел! Так богато разоделся, что не всякий богатый сидонский негоциант, то есть, по нашему, торговец, может себе позволить так нарядится. Кафтан парчовый цветными нитями расшит, сафьяновые сапоги… В общем — наряд замечательный! Тебе под стать. Ведь ты же князь. Ну, так вот… На следующее утро я опять отправляюсь на прогулку по Виннете, на пристань заглядываю. И что узнаю? А, оказывается, ушел тот сидонский корабль, на котором богатые купцы в город пришли. И причем пошел он не дальше — в Альтиду, а обратно — восвояси отправился. Так купцы нечего и не купили у нас в городе — пустыми обратно отправились. Да у нас и крепость-то не особо торговая, с Триградом не сравнить. Но дело не в том. Стоило ли такой путь проделать, чтоб порожними возвращаться?!
— Это ты к чему, говоришь Любомысл? — заинтересованно спросил Прозор. — Ну-ка, поясни!
— А к тому, что проигрались эти самые негоцианты в пух и прах! Все, кто в корчме в тот вечер сидел, видели. Лешему проигрались! Вот к чему я речь веду. Дело, оказывается, вот в чем, — загадочно сказал старик. — К вечеру в Виннету пришла большая охотничья ватага. И привезла она с собой шесть огромных возов, набитых звериными шкуркам. Это не венды были, нет. Оказывается, это охотники с Оловянных островов. Они, оказывается, со старшинам родов договорились — одну зиму поохотится в наших лесах. Взамен охотники отдавали вендским родам одну десятую часть добычи. Помнишь такое?
— Ну-ну! — заинтересованно протянул Прозор. — Я хоть тогда совсем молодым был, почти как наши парни, чуть постарше, — он кивнул на Милована и Борко, — но кое-что о той истории слышал. Ну-ка ребята, — обратился Прозор к парням, — навострите уши, кажется, сейчас мы узнаем, чем кончилось то, что загадкой оставалось. Продолжай, Любомысл!
— Охотники эти с Оловянных островов всю зиму зверя били в наших лесах. Да не как-нибудь, например, как мы охотимся, бережливо и жалеючи, — а безжалостно. Эти сидонские купчины, что с лешим в карты играли, снабдили охотников хитрыми ловушками и силками. Ловушки те из железа сделаны, с тупыми, чтоб шкурку не попортить, и с заостренными шипами. На разного зверя — страшные, давящие. В общем, если какой-нибудь зверек в них угодит, то его мучительная смерть ожидает. И не сразу, а через несколько дней. Несколько дней в тела зверьков холодное железо впивалось. Ведь эти так называемые охотнички не каждый день ловушки обходили, чтобы жертвы из них забирать.
— Капканы называются такие ловушки. Слышал, — вставил богатырь. — Если бы не договоренность с этими охотничками, то мы бы сразу им из леса путь — куда подальше! — указали. Наши старшины не знали, что они так жестоко зверя бить станут. Но договор — есть договор, а вендское слово нерушимо. Конечно, мех наших зверьков ценится, но не столько же, чтобы из-за него живность на такие муки обрекать. А все для того, чтоб полудохлые иноземные бабы могли свои тела в наши меха кутать! Будто холодно у них там…
Тут он яростно сплюнул — видать напоминание о давнем случае взяло Прозора за живое. Ну, а чем ему досадили иноземные женщины, которых он обозвал полудохлыми, было и так понятно. Охотник жалел зверьков, которые шли на бессмысленную одежду. В иноземье и в самом деле не так уж холодно.
— Прости меня, Батюшка Лес, — на этот раз вслух сказал Прозор, — что плююсь в тебе! Просто нет оправдания — ни этим охотникам, ни тем, кто у них эти меха потом купил.
— А их никто и не купил, Прозор! — удовлетворенно протянул Любомысл. — Ты продолжение — чем в итоге дело закончилось — слышал?
— Нет, конечно! Да и никто не знает, чем это все закончилось. Договаривай, коль знаешь!
— Так вот, пришли эти возы со шкурками в Виннету. А негоциантов, что их поджидали, уже и нет, ушли! Они все золото тогда в карты лешему проиграли. Вертятся охотники — куда им мех-то сбыть? Нашим-то жителям меха не особо и нужны. Сам знаешь — почитай, в каждой семье есть свой охотник. Он и добудет, сколько надо. Ну, купит иногда какой-нибудь заморский купец несколько шкурок, — но ведь это не то! Им же, охотничкам, убийцам этим, кормиться чем-то хочется! Да корабль какой-нибудь нанять, чтобы он их обратно перевез. А корабелы с них большие деньги вперед просят — уж больно товар ценный, весь город про то знает. Повертелись так они где-то с десяток дней, а податься некуда, — деньги нужны! Ну, кое-кто из них стал с тоски попивать. По пьянке хвастались, что, мол, в том лесу, где они свои железные силки расставляли, не одной живой зверюшки не осталось. Мол, все повыбили за зиму, все шкурки у них. Может, и так-уж больно они возы огромные привели. И вот, через десять дней в город вошло несколько пустых возов. Хозяином этих возов был богатейший купчина — это по наряду видно, да и по коням, что его возы везли! Таких холеных красавцев-коней даже у самого князя, отца твоего, Добромил, не сыщешь! Только странные какие-то были те кони… — загадочно ухмыльнулся старик. — Городские лошади при виде их шарахались, на дыбы становились, в страхе великом были. А городские кошки — все как одна — на крыши шасть! — и только шипят на тот обоз. Купчина этот, богатейший, сразу же к амбару направился, где охотники по очереди свои возы со шкурками стерегли. У нас хоть татей и воров и не особо много, но видать там, откуда охотнички прибыли, лихоимцы в достатке водятся. Вот живодеры по нескольку человек и жили у этих возов. Так вот, — купчина сразу к ним: «Так, мол, и так! Слышал, у вас добыча богатая есть, так я хочу ее сразу всю выкупить — без торга. Сколько назначите — столько и дам». И вывалил перед охотниками мешок нашего альтидского золота. За ним другой, третий. У тех аж глаза на лоб полезли! Это, наверное, втрое против того, что они вообще выручить собирались. Мигом перегрузили тюки на купеческие подводы и с благодарствиями проводили покупателя до ворот. Охрану свою предлагали, да купец отказался от всякого охранения. Отшутился, — мол, мой дом, почитай сразу же за самыми воротами стоит! Мол, ехать мне недалече. Ну, не хочет человек — не надо. В конце концов, — каждый сам себе хозяин. Проводили охотнички купца до ворот, и бегом обратно — золотишко делить.
Тут Любомысл прервался. Все так увлеклись его рассказом, что даже не заметили, как пересекли еще одну речушку. У Борко и Милована горели глаза, это было видно даже в предрассветном полумраке.
— Прозор, — спросил старик, — мы не проедем?.. Это часом не та речка?
— Нет, нет, Любомысл! Продолжай, не та… Я знаю — она следующая. Ехать недолго — меньше версты осталось…
— Ну вот, бросились охотнички золотишко делить — за муки зверьков полученное. Как высыпали мешки — так обомлели! Понять ничего не могут: никакого золота в мешках-то и нет, а ведь оно при них все время было! Никто подменить мешки не мог! Да и тяжеленные они — такой вес только у золота есть! Они из них сыплют — а на пол прошлогодние опрелые листья вываливаются — нет в мешке никакого золота! Охотнички вслед за купцом бросились, да где там — того уже и след простыл! Только вот что странно: колея от обоза сворачивала с дороги к лесу, а потом, сойдя с нее, сразу обрывалась. Будто и не ехало никаких саней! Будто в воздухе растворились! На снегу-то это хорошо видно. А потом, шагов через десять появились совсем другие следы. Как вы думаете, чьи?
