Леший улыбнулся, согласно кивнул, и уже не мешкая обратился в филина. Филин тихо захлопал крыльями, подняв вихрь песчинок, размеренно и плавно замахал, взмыл в воздух и бесшумно скрылся в ночном небе…
ГЛАВА 9
Человек иного мира
— Что-то долго нашего лешего нет, — задумчиво сказала Ярина. — С его-то проворством… Вон как по лесу носится. То в филина обратится, то в вихрь. Мы так не умеем.
— Зато подводный мир ему неведом, — ответила Русава. — Еще неизвестно, что лучше. Лес лесом, а реки и озера — это иное.
— Иное-то иное, но и я бы хотела полетать и лисонькой по лесу побегать, — тряхнула копной рыжих волос Ярина. — Что-то мне вещует, что не только вода нам доступна. Как думаешь, Велла?
Не слушая, о чем говорят подруги, Велла рассеяно отозвалась:
— Да-а… В самом деле застрял. Вон, уже и ночь заканчивается. Светает. Заря занимается.
И тут, будто откликаясь на ее слова, послышался дальний всплеск, а за ним мерное поскрипывание уключин. В устье речушки показалась небольшая лодка. В ней сидел Дубыня, и, как показалась русалкам, греб изо всех сил. Только брызги сверкали.
Ярина осуждающе покачала головой: «Ну кто так гребет? Старания много, а толку чуть-чуть. Одни брызги летят…» Впрочем, скоро лодка ткнулась в песчаный берег и из нее выскочил оживленный и радостный Дубыня. Леший щерился, показывая миру сверкающую белоснежную улыбку с одним маленьким изъяном: отсутствующим зубом на самом видном месте.
— Принимайте гостей, подружки! — радостно гаркнул Дубыня. — Смотрите, кого привез.
Не мешкая, леший полез в лодку и бережливо — но видно, что с натугой — вытащил из нее большого мохнатого зверя. Морда его и в самом деле была схожа с мордой бера. Но видно, зверь болен, он пребывает в тяжком мороке. Глаза его закрыты, он изредка поскуливает и стонет.
Леший, осторожно ступая, донес зверя до большого пня. Там, тяжело вздохнув, он с облегчением положил мохнатое чудо на траву. Затем, покачав головой и цокнув языком — мол, непорядок! — Дубыня полез в свою замечательную торбу. Под любопытными взглядами русалок леший, пошарив в ней немного, извлек на свет большое плотное покрывало.
Раскинув его невдалеке от костра, леший бережно перетащил на него дивное животное. Потом, вернувшись к лодке, он опять склонился над бортом, и с еще большой натугой вытащил из нее мужчину. Тот, как зверь, тоже был без чувств. С усилием взвалив человека на плечо, Дубыня, покачиваясь, донес его до покрывала и чуть ли не бросил рядом со зверем. Почет зверю был оказан гораздо больший, чем мужчине.
— Уф… — Леший провел по лбу, смахивая капли пота. — Умаялся. До чего тяжелы оба!
— И как это понимать, Дубыня? — тяжелым, четким голосом, медленно произнесла Велла.
Дубыня виновато съежился. Русалки смотрели на него не то, чтобы недоброжелательно, а как-то не так. Будто он невесть что натворил, будто напроказил, и сейчас его ждет наказание.
Врочем, леший, еще возвращаясь, обдумал, как будет оправдываться. И сейчас решил одним махом пресечь дальнейшие неприятные объяснения. А то, что такая тяжелая беседа состоится, Дубыня не сомневался еще там, на Гнилой Топи, когда решил взять с собой незнакомого человека и привезти его сюда, — на русалочье озеро. Решение — как поступить — тогда далось ему нелегко. И сейчас надо отвечать за содеянное. Надо сразу дать новым подругам исчерпывающий ответ. А то чего доброго так перессорятся, что вовек друг друга будут в молчании обходить. А это ни к чему. Друзей надо ценить. Он конечно виноват, спору нет. Он привез сюда человека, но…
— Не мог я его там оставить! Не мог! — тихо, надсадно, хриплым голосом проговорил Дубыня. — Это потомок Семаргла. — Он показал рукой на тяжело дышащего зверя. — Видите? Зверь очнулся, когда я его в лодку понес. Рыкнул… Вон, за руку укусил. Клок кафтана выхватил. — Леший выставил перед собой руку. Да, верно: его и без того латаный-перелатаный кафтан видимо снова придется чинить. На рукаве зияла рваная прореха, из нее торчал кусок волосатой лешачьей руки. А на ней ровный ряд запекшихся кровью дырок. Он как меня схватил, так сразу вырвался и к человеку бросился! Встал над ним и рычит на меня. Видно — любого убьет, но к нему не пустит! А сам зверь слабый, шатает его… И вдруг этому мужчине на грудь упал. Плохо им обоим, видимо пережили много. Так оба в мороке до сих пор и лежат… Друзья они! Друзья! Не мог я человека там оставить, а друга его забрать! Не мог!.. Что бы вы сказали, если бы я вас разлучил, когда вам плохо? Когда вы без чувств лежите и сделать ничего не можете? Кого-то взял, а кого-то нет — на гибель оставил. Так нельзя! Как вы бы на меня смотрели, когда б узнали об этом? А? Славный потомок Семаргла мне бы никогда этого не простил. Пусть уж вместе будут. Я человека к Хранибору отнесу. И зверя тоже. Пусть обоих выхаживает. Он умеет. Я ему помогать буду. Ни зверь, ни человек вас и не увидят…
Голос лешего сошел на шепот. Дубыня сел на пень, и молчаливо, насупясь, глядел перед собой. Он ждал решения. Но все равно, Дубыня гордился собой: он поступил, как счел нужным, как велело его сердце. А что из этого выйдет — время покажет.
Русалки растеряно переглядывались.
— Что скажете, подружки? — спросила Русава.
— Не знаю, — пожала плечами Велла. — Надо поразмыслить.
А Ярина молчала. Она как только взглянула на человека, так все ее стройное тело напряглось. Лиса — неожиданно столкнувшаяся с незнакомым лесным зверем. Казалось, щас порскнет в ближние кусты. Ищи-свищи.
Потом коротко посмотрела на Веллу, на Русаву. В выражении ее глаз было нечто такое, что Русаву сразу обожгла догадка. «Ага, — подумала Русава, — да неужто этот человек тебе по душе пришелся? Надо же! Ох девонька! Ну что ж, поглядим. Пусть тут остается…»
Русава краешком губ улыбнулась и кивнула. Что ж. Яринины глаза умоляют, да и Дубыня принял верное решения… Пусть. Так лучше. Негоже друзей разлучать. А человека и в самом деле можно к волхву отнести. А если он придет в себя, и увидит их, то всегда можно сделать так, чтобы он ничего не вспомнил. Уж что-что, а отводить глаза русалки умеют! Даже не то что отводить, а часть памяти забирать. Пусть… А пока… Пока с лица Ярины сошло тревожное ожидание и губы тронула улыбка. А Русава подошла к зверю и легонько коснулась пушистого загривка. Тронула один из ошейников, тот, что с пламенеющими яхонтами. Потом, не удержавшись, провела рукой по голове, меж ушей.
Зверь чуть приоткрыл веки, скосил на русалку черный зрачок и легонько вильнул хвостом. Попытался вильнуть еще раз, но хвост бессильно упал. Черно-желтые глаза помутнели и закрылись. Русава повернулась к Дубыне. Леший с надеждой смотрел на нее.
— Да, твоя правда. Не дело друзей разлучать. Значит — это и есть потомок ушедшего бога?
Глаза Дубыни затуманились. В них скользнула гордость за тех богов, что бились со злом и одолели его. И пусть для этого им пришлось исчезнуть в невозвратных краях. Пусть. Битва того стоила. Зло ушло, а потомок древнего бога — вот он. И он должен узнать, куда ушел Семаргл.
