* * *
Мыслей не было. Никаких. В голове бухало, лязгало, звенело и трещало так, что казалось — в ней лупят дешевыми петардами. Мощно, целыми упаковками. Лишь бы позвонче и посильнее было. И настреляться эти долбанные фейерверкеры никак не могут, все подтаскивают новые и новые заряды. Все это, помимо адского шума, сопровождалось соответствующими световыми эффектами. Там же — в многострадальной голове. Такими же яркими, назойливыми и с явным перебором — лишь бы побольше и поярче. Вот этот-то громыхание и сверкание и убивало желанье осознать, что же все-таки твориться с бедной головушкой (в частности), и с ним сами (в целом). Было только одно подсознательное желание — быстрей бы это все прекратилось!
И прекратилось. Но все равно, есть от чего впасть в ступор и пялиться в никуда остекленевшим взглядом.
Только что, секунду назад — а в этом Кирилл мог поклясться чем угодно! — он, и его собака — кавказская овчарка Шейла, неторопливо вышагивали привычным путем по одному, столь любезному их сердцу местечку на кургане.
Курган — это не скифский или чей-либо иной могильник. И от настоящего языческого кургана он взял только название. Этот курган раскинулся в славном граде Петра, в районе под названием Веселый Поселок, аккурат за Ледовым Дворцом.
Этот курган просто невысокий пологий холм. Примерно километр в длину и метров пятьсот в ширину.
Курган — это этакий собачий рай для местных тявкалок разного калибра. Свобода! Можно обнюхаться и подружиться с пришлым псом. Невзначай поулыбаться приятному знакомцу, помахав ему хвостом и всем своим видом высказав доброжелательность и глубокое радушие. А можно даже затеять легкую свару, пока любезные хозяева заняты своими делами.
Так вот, Кирилл и Шейла возвращались домой через курган. Шли знакомым маршрутом, как вдруг! Нет! Этого просто не может быть!
Кирилл вдруг ощутил, что стоит у холодной, почти ледяной стены. Стоит плотно прижавшись, чуть ли не влипнув в нее. Тело онемело и не слушается. Ноги словно ватные. И отодвинуться сил нет.
Да-а! Онемевший Кирилл, ничего не понимая, медленно обвел глазами вокруг. Обвел, и отчего-то его сразу пробрала дрожь. Да и было отчего. Представьте себе круглый зал. Большой, весь в полумраке. Полумрак оттого, что тьму разгоняют стоящие в стрельчатых нишах высокие серебряные канделябры. В них горят свечи. Длинные, витые, толстые. По шесть штук в каждом светильнике. Эти ниши чередуются со стрельчатыми дверями. Они тоже идут по окружности зала. Ниша с подсвечником — дверь. Ниша — дверь… Дверь — ниша…
Свечи горят тускловатым огнем. Язычки пламени колеблются, бросают на стены причудливые тени, и наводят в этом диковинном круглом зале полумрак. Высоту стен определить сложно — потолок теряется во тьме. Окон в помещении нет. Зал этот темный и почти такой же холодный как камень стен. Этот темновато-серебристый то ли мрамор, то ли гранит, холодит спину даже сквозь теплую куртку.
И обстановка в этом помещение соответствующая. Аскетичная. Не видно никаких изысков. Все просто и строго. Лишь по центру располагается то ли круглый бассейн, то ли фонтан. Нет, скорее бассейн. Журчания воды, положенное фонтану, не слышно. Видно, что вода в нем чистейшая. Выражаясь общенародным штампом — применимым, как правило, к самогонке — как слеза.
И на широком ограждении этого бассейна закинув ногу на ногу и сцепив на колене руки сидит незнакомый мужчина и бесстрастно смотрит на Кирилла. Рядом с ним лежит широкополая шляпа с приколотым пером и простая солдатская шпага без ножен. И Кирилл чувствует, что сам он сказать ничего не может. Не получается выдавить ни вздоха ни полвздоха. Как грится — в зобу дыханье сперло. Только не от радости, а от неожиданности разыгрывающегося перед ним действа. Хорошо, что хоть мысли какие-то вернулись: может видеть, что перед ним происходит.
А незнакомец вдруг дружелюбно улыбнулся и заговорил. От его низкого хрипловатого голоса Кирилл вздрогнул. Настолько неожиданно вторило эхо. Оно казалось, лилось отовсюду. Акустика в этом зале была еще та! А вот речь незнакомца, его слова, как-то неожиданно завораживали и успокаивали. Кирилл сразу ощутил, что исчезли все неприятные симптомы стремительного перемещения непонятно куда и зачем. Голова вдруг стала ясной. Правда, тело не слушалось. Будто онемело. А незнакомец тем временем говорил следующее.
— Ну проходите же, сударь! Проходите! Не стойте у входа! Не стесняйтесь, прошу вас. Вижу, вы, мягко говоря, растеряны. Это понятно! Понятно и простительно. Любой на вашем месте и в вашей ситуации ощутил бы некоторый дискомфорт. Конечно! Тихо, мирно — даже словом никого не затевая, ибо вокруг никого нет — гуляешь себе по кургану с любимой собачкой. Размышляешь… О том, о сем… В голову, как водится, лезет всякая чушь. Причем имеет она чрезвычайно широкий диапазон. Начинаешь думать о бренности всего сущего, о начале пути в вечность, который — согласитесь! — не за горами, а заканчиваешь мыслью об актуальнейшей проблеме: как бы ненароком не вляпаться в собачий след, потому что не видно ни зги. В общем, идет плавное течение мыслей, которое так свойственно человеку, погруженному в себя. И вдруг — бац! Приятное самосозерцание рушится и летит к дьяволу! Возникают вопросы, десятки вопросов с одной и той же простенькой подоплекой. Что это? Где я? Зачем? Почему? И так далее… Детский сад, да и только, — рассмеялся незнакомец. — Это там столько спрашивают… И главное — вопросы есть, а ответов нет. Никаких. Потому что мыслей тоже нет. Нонсенс. Такого не бывает, чтоб мыслей не было. Оказывается — бывает! Еще как бывает!.. Но проходите же ближе. Не стойте приснопамятным соляным столпом, в который, как известно, превратилась женушка одного праведника. Проходите. Без ложного хвастовства смею вас уверить, что, как правило, я не повторяю своих предложений. Обычно хватает легкого посыла. Но для вас, сударь, я сделаю приятное исключение. Да! Во первых — вы нежданный, но все-таки гость. И во-вторых я делаю скидку на необычность ситуации, в которой вы оказались, и на необычность ситуации как таковой вообще. Итак, проходите и присаживайтесь ну… ну хотя бы на краешек этого замечательного водоема.
При последних словах незнакомец поднялся, сделал несколько шагов к Кириллу и, усмехаясь краешком губ, церемониально повел рукой, указывая, куда надо проследовать. Шаги сопровождались мелодичным позвякиванием шпор.
Кирилл, стоящий у одной из дверей, являл собой разительный контраст с хозяином, и, кстати, с обстановкой. Скажите, как будет выглядеть скверно одетый человек в изысканном обществе. Да никак! Глупо будет выглядеть. Если он, ясно дело, не какой-нибудь непризнанный гений или что-то в этом роде. Или, паче того, не миллиардер решивший для хохмы покрасоваться в рваной джинсе и стоптанных кроссовках.
Впрочем, рванину Кирилл не носил, ходить в драном — себя не уважать. Тоже самое касалось и обувки. Вполне приличные горные ботинки, которым сносу нет. Удобные штаны со множеством карманов, в которые можно распихать всякую необходимую всячину. Такая же куртка. Добротная и без примеси (если только нитки) синтетики, Свитер военного образца с высоким горлом. Верный рюкзак на плече, достаточно просторный, чтобы в него без помех влезал неубиваемый ноутбук.
