И сразу же — ох ты! — русалки увидели, как откуда не возьмись на людей набросились большие туманные тучки. Венды отмахивались от них, шлепали себя ладонями по щекам, запускали руки под рубахи, чесались где ни попадя. Что ж это такое-то, а?
— Видите, это я на них злое комарье, да мошку наслал, — заулыбался леший. — Им срок только в начале лета появиться, а я лесную гнусь сейчас меж еловых лап запрятал, да вот и наслал на людишек! Пусть почешутся! Быстрей уберутся, да своим путем отправятся!
Но венды убираться пока не хотели, отъехали, почесываясь, и вновь направились к невидимым елям. Вот упрямцы! Ну что тут поделаешь?
Тут Дубыня сердито улыбнулся, насупился и вложил два пальца в рот. Леший надул щеки и как-то по-особому свистнул. Да так, что Шейла даже присела, а, потом, не выдержав, положила лапы на уши.
Свист лешего оказался невыносим для собаки. Неслышимый для простого людского уха, неслышимый и для русалок. Леший просто бы дул сквозь пальцы. Раздавалось всего лишь тихое шипение. Но собака ощущала этот невыразимый дикий посвист так, словно ей в уши забрались едкие кусачие жуки и вдруг невыносимо принялись грызть и больно щекотать голову. Шейла, не выдерживая режущей боли, начала тихо поскуливать.
А русалки увидели, что откуда не возьмись, из лесу со стороны вендов, из-за озера, из-за далеких вершин вдруг к тому месту, где сейчас отмахивались от злого комарья люди, вдруг бесшумными черными стаями, стремительно и резко неслись летучие мыши. В воздухе неслышно нарастал звон, попискивание, шелест кожистых крыльев. Летучие мыши стаями кружили над всадниками, ловили мошкару, черными тенями носились меж дальних деревьев.
И тут люди не выстояли! Их предводитель что-то гаркнул, выпростал из штанов рубаху и, вздернув ее полы на голову, пустил жеребца вскачь. За ним, не мешкая, и так же прикрывая головы рубахами, припустили и остальные венды. Победа осталась за Дубыней. Люди в этом месте не прошли!
Вот так-то, — улыбался довольный леший. — Что они супротив меня, да простой мелочи. Важно, чтоб этой мелочи побольше было. Комары, да мышки летучие, вот и все что потребно для того, чтобы с людьми совладать. А то ишь, чего удумали, с косы нас согнать, да дела не дав доделать! Экие хитрецы!..
О том, что эти люди даже не имели ни малейшего представления, кто стоит на их пути, и просто ехали по своим делам, Дубыня как-то не задумывался.
Шейла меж тем сняла с ушей лапы. Русалкам показалось, что она даже облегченно перевела дух. Собак с укоризной глянула на Дубыню: «Мол, что ж ты делаешь, кормилец? Разве можно так свистеть? Так и без ушей остаться можно».
Вдруг Шейла подняла голову. В ее глазах блеснула искра непонятного сомнения. Потом псица принялась шумно втягивать воздух блестящим черным носом и водить по сторонам головой. Собаку что-то сильно обеспокоило.
Дубыня пристально смотрел на нее. Как лесной хозяин он знал, что некоторым зверям от рождения дано замечательное чутье. Им даже не надо видеть того, кто находится от них на далеком расстоянии. Не надо слышать. Они и так все знают о намеченной жертве. Знают, куда она направляется, что делает. След жертвы будет долго витать в воздухе, пока тонкими струйками не дойдет до ноздрей охотника. А ведь это знание про другого зверя, который должен вести себя скрытно. Ведь от скрытности зависит его жизнь. Учуять жертву, выяснить, что она из себя представляет, и наметить, как ее надо брать, для зверей-охотников несложно. Лишь бы был верный нюх. А уж про людей вообще говорить не приходится. От них исходят такие ужасные запахи, что только мертвый не может его ощутить. Вот и у собаки Шейлы, судя по всему, был замечательный нюх. Что-то ей не нравилось…
— Что ты чувствуешь, Шейла? — с тревогой спросил Дубыня. — Что тебе не нравится, милая псица?
— Пока не знаю, но там что-то очень нехорошее. Чувствуется присутствие какого-то зла. Это зло мне непонятно. Оно скрыто. Зло есть у одного из тех людей, что только что были тут… А, вот!.. Еще рядом с другим человеком тоже есть зло… Остальные? В них нет ничего плохого. Но у двух точно есть зло…
Если бы Дубыня сидел, наверняка бы он подскочил.
Вот это да! Когда леший филином летал над лесом, то видел, что к озеру едут всадники. Но как он разглядел, то были простые княжеские дружинники. Венды. А то, что они действительно безобидные охотники, хоть и воины, все только что видели.
А уж от лесных людей-то никакого зла отродясь ждать не приходилось! Ни лесу, ни зверям в нем живущим. Венды все делали с бережением — они знали, они любили лес. И вот — псица говорит, что у двух вендов, которым он только что мудро отвел глаза и которых беспощадно прогнал, есть какое-то зло. А какое — собака сама понять не может.
Так-так, а зачем они вообще тут проезжали? Ведь это не охотники, а дружинники. Воинам охотится ни к чему — и так от князя многое имеют. Если только к Хранибору, так он тоже старается людей избегать. Хотя иногда с некоторыми вендами волхв беседует, и даже оставляет у себя ночевать. Так куда же они едут? Неужели к Древнему Колодцу, у которого в полнолуния открывается проход в другой мир? А ведь из того мира тоже чувствуется текущее неведомое древнее зло. Такого Дубыня не ожидал. Он скорее бы подумал на того злого колдуна, чье присутствие было так ощутимо этой ночью. Правда, колдун находился далеко, аж у Ледавы. И с колдуном был еще кто-то. Вроде бы мертвец, а вроде живой человек. «Значит, не колдун, значит это эти венды! Теперь-то уж я обязательно должен посмотреть, что это за люди и куда они направляются! Неужели в иной мир? Сколько дней и ночей я этого ждал! Венды, простые венды! И знаются со злом. Что ж это такое творится-то, а?!»
Схватив клюку, Дубыня никому не сказав ни полслова, не проронив ни звука, решительным шагом направился в конец косы, к лесу. По пути, он взмахнул клюкой, и по песку вновь пробежала рябь, как и тогда, когда леший растил чащобу из елей. Русалки поняли, Дубыня убрал преграду. С той стороны леса на косу теперь ничто не преграждало путь.
Ярина крикнула ему вслед: — Дубыня, ты куда? Иль все-таки решил посмотреть, куда они направились? А мы как же? Как Кирилл? Что с ним делать? Неужели так важно?
Леший обернулся:
— Да, Ярина, это нужно и важно. Хоть и утро сейчас, но проход-то в иной мир пока открыт. Я же говорил, что после ночи полнолуния на Древней Дороге, у Древнего Колодца, тумана какое-то время нет. Посмотрю на этих вендов, провожу… Заводить их никуда не буду. Ни к чему. Хочу узнать, что они делать будут.
— Я с тобой! Подожди!.. — Псица вскочила на лапы, с сожалением посмотрела на только что начатую, чуть покусанную ляжку. Вильнув хвостом, обернулась к тому месту, где на подстилке тихо дыша, лежал ее вожак. Печальным взглядом посмотрела на русалок.
«Вы тут присмотрите за ним… — на этот раз собака обратилась безмолвно. — Не дайте его в обиду. Я не задержусь. Только гляну. Мне тоже надо почувствовать и узнать, что это за люди проехали, и что твориться там, куда собрался Дубыня. Эх! Был бы вожак на ногах — с ним бы пошли. Ему это важно! Ну да ладно — пока я за него биться буду, а в себя придет — все ему расскажу…»
