Шло время, незаметно летели годы. Любомысл вырос, голос его охрип, тело налилось силой, руки загрубели. На лице пробивались волосы. Любомысл решил непременно носить бороду, по обычаю приютивших его вестфолдингов. Венды растительности на лице не жаловали, брили. Но ведь у каждого народа свои привычки. Борода удобна в море. Так меньше чувствуешь холод.
Любомысл считал себя вестфолдингом, хотя при воспоминаниях об Альтиде у него начинало щемить сердце. Грусть по родной земле не проходила.
Однажды, в начале весны, ярл Гудред спросил его:
— Любомысл, ведь ты венд. Ты помнишь об этом?
— Да, ярл. Я венд. Но душой я прирос к Вестфолду.
Гудред усмехнулся.
— Вестфолд, — каким-то странным голосом произнес он. — Ты его не знаешь, как знаю я. У нас каждый сам за себя. Мы отважные воины, отличные мореходы. Но у нас нет того, что есть в Альтиде. Единства. В этом наша слабость. Если б мы объединились и слушали то, что толкует нам тинг, то… Ладно, хватит об этом. Я хочу сказать тебе пот что. Через месяц мы выходим в море. На этот раз я поведу драккары в Альтиду. Думаю — в Триград. На его знаменитый торг. Прошлый год был удачен. Добыто много кашалотового воска. Наварены сотни бочонков сладкого грута. Я хочу заказать еще один драккар. Думаю заняться торговлей. Драккары нужны мне для охраны товара. Жить разбоем, как некоторые мои соседи, мне не по нутру. Ты рад? — неожиданно спросил ярл. — Скоро ты увидишь родину.
Ярл сказал неожиданные слова. За эти годы Любомысл исходил с Гудредом немало морей. Побывал и в жарких — истекающих зноем, и в покрытых долгим снегом странах. Но за все это время — а прошло уже более восьми лет — Гудред Серый Медведь ни разу не водил свои драккары в Альтиду.
Любомысл замялся.
— Не знаю, ярл. Новость внезапна. Но… моя родина уничтожена. Что оставили чудища от деревни, ты видел. Я не могу ответить — рад ли я. Ту страшную ночь тяжело забыть. А Альтиду я не знаю. Я не бывал в других ее местах. Слышал, что страна богата и люди в ней радушны. Это мне говорила матушка. Мне надо осмыслить.
— Любомысл, пройдет время, и ты станешь славным воином и мореходом. Так будет, если ты останешься со мной, в Вестфолде. Не удивлюсь, если со временем ты купишь фьорд. Ведь боги благоволят к тебе, я знаю, — улыбнулся ярл. — Но я ничем не попрекну тебя, если ты решишь остаться в Альтиде или в своих вендских лесах. Ты можешь стать охотником, жить по законам предков. Время для раздумий есть. Решай.
Но Любомысл не задумывался.
— Ярл, я остаюсь с тобой. Твой фьорд, твои драккары — моя новая родина! И еще!.. Я не отомстил саратанам или тому, кто ими повелевает. Может, я ошибаюсь, но мне кажется, кто-то направляет их. Для чего — не знаю. Мне нужно узнать, где их гнездовье. Сидя на берегу, это сложно сделать. Но Альтиду я с удовольствием навещу. Хотя увидеть родные леса и не затосковать мне будет нелегко.
Но попасть на родину в этот раз было не суждено. Ни Любомыслу, ни викингам Гудреда Серого Медведя, ни самому ярлу.
Невдалеке от Янтарного Берега на два драккара Гудреда напали пять кораблей ярла Льота Чернобородого. Тинг давно отлучил этого мятежного ярла за беспредельный разбой, что он чинил на морях и по берегам Вестфолда. Чернобородому было все равно кого грабить. Что своих соплеменников, что иноземных купцов.
В той быстротечной схватке погиб ярл Гудред Серый Медведь. Погиб, как и подобает воину: слыша пение валькирий и с мечом в руке.
Пленников разбойный ярл убивать не стал. Зачем? Ведь известно — все вестфолдинги потомки Одина. И понапрасну лить кровь родичей и гневить богов — глупо. А то ведь за такие дела и в Валгаллу не попадешь.
Плененным викингам ярла Гудреда щедро возвратили оружие, а затем их высадили на пустынное побережье.
— Скирингсальский фьорд там, — махнул Чернобородый. — На закате. До него несколько дней пути. Но если кто из славных воинов захочет присоединиться к моей дружине, то я с радостью их приму. Новым воинам будет оказан подобающий почет. Им найдется место на румах моих новых драккаров. Ведь их число возросло… за счет достойного Гудреда, — захохотал Льот. — Надеюсь, он восседает на пиру у Одина, как и положено отважному ярлу. Если кто надумает, то весла для славных воинов у меня всегда свободны.
Согласились немногие: лишь четверть бывшей дружины Гудреда. Не все викинги хотели выступать против тинга и переходить на сторону мятежного ярла. Быть изгоем несладко. Даже в Вестфолде.
Отказался и Любомысл. Вместе с другими викингами, что предпочли быть с тингом в ладу, он направился в Скирингсал.
Давно ведомо — там собираются корабли со всех морей. Бывали в этом городе и альтидские ладьи. Любомысл решил вернуться на родину, ведь искать саратанов можно и под альтидскими парусами.
Но боги рассудили иначе. Вернее, Любомысл так решил. В этот раз вернуться в Альтиду повзрослевшему подростку не довелось. В Скирингсале Любомысл увидел идущие к берегу корабли. На каждом было по три мачты, и они несли множество парусов. Эти белоснежные паруса сразу же покорили сердце юного Любомысла. Он решил — во что бы то ни стало! — поплавать на одном из таких кораблей. Вендский мальчишка незаметно для себя заматерел и превратился в отважного морехода.
Те корабли, что он увидел, шли из страны Сидон, что лежала по берегам Срединного Моря. В холодные полночные страны сидонцы заходили редко. В основном их торговые пути пролегали средь жарких морей. Сидонцы торговали по берегам Срединного Моря и, огибая беспредельный Сайон, заглядывали далеко на восход. В холодный, оледеневший Скирингсал их привел случай, и опять же — торговля. Сидонские купцы разведывали новые земли.
Уговорить владельца взять его на свои парусник не стоило Любомыслу особого труда. Ведь вестфолдинги известны во всех морях как отважные воины и бесстрашные моряки. Вестфолдинги презирают опасность. Слух о викингах гремел даже в далеком Сидоне. И что из того, что Любомысл по рождению не вестфолдинг? Они воспитывали его! Тем более, к этому времени он уже хорошо изъяснялся на наречиях многих морских народов и вместе с ярлом Гудредом побывал во многих — порой далеких — землях. И Любомысла без колебаний взяли на сидонский корабль.
* * *
Пролетели долгие годы, прежде чем Любомысл смог освоить все премудрости вождения сидонского парусника. Благодаря упорству и природной сметке это давалось ему не так уж и тяжело, хотя снастей на паруснике множество и каждая имеет свое предназначение. Через годы Любомысл мог уже сам, самостоятельно, вести судно. Но этого ему никто не предлагал. К управлению судном си-донцы ставили только своих земляков. И для Любомысла — каким бы хорошим моряком он не был — этот путь был навсегда закрыт. Это печалило его, но тут ничего не поделаешь. Для Сидона он навсегда останется чужаком с далекого севера.
За это время Любомысл исходил столько морей и увидел столько стран, что потерял им счет. Сидонские купцы в погоне за наживой ходили чуть ли не на край света. А чтобы туда дойти, требовалась отвага. Ее у Любомысла было в избытке. Ему нравилась такая жизнь.
